Меррик - Энн Райс

– О да, да, – ответил Луи, бросив на меня пристальныйвзгляд огромных глаз, и тут же вновь обратил его на Меррик. – Прости нас,Меррик, что мы побеспокоили тебя и попросили обратиться к одним лишь тебеведомым силам. В самые жуткие для меня минуты я говорю себе, что благодаря намты приобретешь новые ценные знания и опыт и, может быть, еще больше утвердишьсяв своей вере – в вере в Бога. Я неустанно твержу себе это, потому что мненевыносимо думать, что одним лишь своим присутствием мы разрушаем твою жизнь.Прошу тебя, пойми.

Он говорил теми самыми словами, которые часто приходили мнена ум, когда я погружался в лихорадочные размышления. Я вдруг разозлился нетолько на Меррик, но и на него. Как мог он произнести эти слова? Значит, чертвозьми, он умеет читать чужие мысли! Мне стоило большого труда взять себя вруки.

Лицо Меррик внезапно озарилось одной из самых ослепительныхулыбок, какие я только видел. Кремовые щеки, поразительно зеленые глаза,длинные волосы... О, она была поистине неотразима! Я видел, какое впечатлениепроизвела на Луи ее улыбка: словно Меррик кинулась к нему в объятия.

– У меня нет ни сомнений, ни сожалений, Луи, – сказалаона. – Я обладаю огромной и редкой силой. Ты даешь мне поводвоспользоваться ею. По твоим словам, какая-то душа сейчас испытывает муки,многолетние терзания. И ты хочешь, чтобы мы каким-то образом избавили эту душуот мучений.

В эту секунду щеки Луи ярко вспыхнули, он наклонился и сновакрепко схватил ее за руку.

– Меррик, что я могу дать тебе взамен? Как отблагодарить?

Я встревожился. Ему не следовало так говорить, он не долженбыл столь явно намекать на самый редкий и могущественный дар, каким мыобладали. Однако я промолчал, с болью наблюдая, как эти два существа с каждойминутой все больше проникаются любовью друг к другу.

– Погоди, пока дело не будет сделано, потом поговорим облагодарности, – сказала она. – Если в том вообще возникнетнеобходимость. На самом деле ничего не нужно. Как я уже сказала, твоя просьбадает мне повод использовать свою силу – и одного этого уже достаточно. Но яопять прошу тебя прислушаться к моему мнению. Если я сочту, что мы вызвалинечто, что никак не связано с Богом, то я так и скажу, и ты должен, по крайнеймере, попытаться мне поверить.

Меррик поднялась и прошла мимо меня, послав на ходу едвазаметную улыбку. Сквозь открытые двери я видел, как она достала что-то из шкафа,стоявшего в дальнем углу столовой.

Разумеется, Луи, истинный джентльмен, тут же вскочил сместа. Я снова отметил про себя великолепный костюм своего друга и восхитилсястройностью его фигуры, грациозностью каждого жеста и безукоризненной красотойрук.

Меррик возникла передо мной в круге света, словно вышедшаяна сцену актриса.

– Вот что мне досталось от твоей милой, – обратиласьона к Луи, держа в руках небольшой сверток, обернутый бархатом. – Садись,прошу тебя. Позволь передать тебе в руки каждый из этих предметов. – Онаснова заняла свое кресло рядом с торшером и положила бесценный сверток наколени.

Луи подчинился ей с готовностью школьника, восхищенногосвоим блестящим учителем. Он откинулся на спинку стула, готовый выполнить любоеее приказание.

Я любовался ее профилем, чувствуя, что душу мне наполняетодно-единственное чувство: самая настоящая примитивная ревность! Но, несмотряна переполнявшую меня любовь, в душе осталось место и для тревоги.

Что касается Луи, то я почти не сомневался, что Меррик егоинтересует ничуть не меньше вещей, принадлежавших когда-то Клодии.

– Вот четки. Зачем они ей понадобились? – спросилаМеррик, извлекая из свертка нитку блестящих бусин. – Она ведь наверняка немолилась.

– Нет, они ей просто нравились чисто внешне, – ответилЛуи, и во взгляде его, полном достоинства, читалась надежда, что Меррик всепоймет. – Кажется, эти четки купил я и, скорее всего, даже не рассказалей, для чего они предназначены. Учить чему-то Клодию было нелегко. Мы все времяотносились к ней как к ребенку, а ведь нам следовало знать, что внешностьчеловека необъяснимым образом тесно связана с его характером.

– Каким образом? – поинтересовалась Меррик.

– Сама знаешь. – Луи скромно потупился. – Красивыесознают свою силу. И Клодия, очаровательное дитя, тоже сознавала свою силу,хотя относилась к ней пренебрежительно. – Луи замялся. Я видел, что ончувствует себя крайне неловко. – Мы суетились вокруг нее, безудержно баловали.Выглядела она лет на шесть или семь, не больше.

Огонь в его глазах на секунду потух, словно кто-то внутрищелкнул выключателем.

Меррик подалась вперед и снова взяла его за руку. Луи несопротивлялся. Он лишь наклонил немного голову и приподнял руку, которую она держала,словно говоря: «Дай мне минуту».

– Ей нравились эти четки, – вскоре продолжил он. –Может быть, я и научил ее молиться. Не помню. Она любила иногда ходить со мнойв собор. Ей нравилось слушать музыку во время вечерних служб. Клодия ценила всечувственное и красивое. И до конца сохраняла детский задор.

Меррик неохотно отпустила его руку.

– А что ты скажешь вот об этом? – спросила она,доставая небольшой дневник в белом кожаном переплете. – Давным-давно егонашли в тайнике квартиры на Рю-Рояль. Ты ведь не знал, что она вела дневник.

– Не знал, – подтвердил Луи. – Хорошо помню, чтоподарил ей эту тетрадь, но ни разу не видел, чтобы она делала в ней записи. То,что Клодия вела дневник, для меня полная неожиданность. Мне всегда казалось,что она предпочитает читать, а не писать. Она отлично разбиралась в поэзии. Слегкостью запоминала стихи и часто цитировала то одно, то другое произведение.Сейчас я пытаюсь вспомнить ее любимых поэтов.

Луи уставился на дневник, словно боялся не только открытьего, но даже дотронуться. Можно было подумать, что дневник до сих порпринадлежит Клодии.

Меррик убрала тетрадь и достала куклу.

– Она никогда не любила кукол, – твердо заявилЛуи. – Поначалу мы дарили ей много кукол, но, как выяснилось, это былоошибкой, и в конце концов она просто запретила нам их покупать. Эта кукла неимеет никакого значения. Хотя, если меня не подводит память, ее нашли сдневником и четками. Не пойму, зачем она ее сохранила. Не пойму, зачемспрятала. Может быть, ей хотелось, чтобы в далеком будущем кто-то нашел этукуклу и погоревал о Клодии, ведь она сама была заперта в кукольное тельце.Может быть, ей хотелось, чтобы какая-то одинокая душа пролила за нее слезы. Да,должно быть, все так и было.

– Четки, кукла, дневник, – перечислила Меррик. – Аты знаешь, что записано в дневнике?