Селянин - Altupi

перегородке, и шагнул на арену к монстрам. Пол закута был мокрым и скользким, шлёпки, наступив, чавкнули. От навоза и животных шло тепло. Сами животные, большие туши и поменьше, устремились к сегодняшнему кормильцу. Страх обуял Кирилла. Быстро сориентировавшись, он плюхнул содержимое ведра в продолговатую длинную лохань и под хрюканье и визг оголодавших животных выскочил обратно.

Сердце колотилось. Закрывший закут Андрюшка угорал над ним, прижав загипсованную руку к животу.

— Скучно тебе тут? — беззлобно огрызнулся Кирилл. — Комика нашёл?

Переводя дыхание, Калякин вытер неожиданно для него повлажневший лоб и с досадой вспомнил про второе принесённое ведро. Блять. А одним эти твари не наедятся?

— Я ещё ни разу не видел, чтобы свиней боялись! — потешался пацан, его смех гулко разносился под сводами низкого помещения, отдавался от голых кирпичных стен. — Чего их бояться? Это же просто свиньи!

— Действительно, чего их бояться? — пробормотал Кирилл. То ли отвечая на насмешку, то ли уговаривая себя. Не в клетку же к тиграм его посылают? Позорно бояться свиней, милых зверюшек с розовыми пятачками, которые дают людям мясо, ха-ха-ха. Он всё равно боялся — и оголтелых свиней, и навозную жижу под ногами, и этого жуткого тёмного сарая с паутиной во всех углах.

Однако, стиснув зубы, при помощи мальчишки он вылил второе ведро месива, а потом сходил за третьим и четвертым и тоже отдал жратву свиньям. Те дрались за место у лохани, отталкивали друг друга. От визга и чавканья закладывало уши.

Когда Кирилл с Андреем вышли на свежий воздух, прихватив пустые вёдра с собой, Егор уже закончил с дойкой. Он стоял у короткого низкого верстака или лавки, идущей вдоль забора, и переливал молоко из ведра в двух- и трёхлитровые банки. Банок было четыре, одна полная, рядом лежали капроновые крышки. Верстак покрывала новая клеёнка в красно-белый квадратик. На Егоре были бандана и синий, немного поблёкший, в крупную ромашку ситцевый фартук. В этом аксессуарчике он даже сзади смотрелся очень сексуально. У Кирилла встал.

Молоко лилось в банку ровным водопадом, тихо шелестело, иногда булькало. Егор чуть наклонял ведро, смотрел на процесс сосредоточенно, чтобы не пролить ни капли. Кириллу захотелось подойти к нему, обнять за талию там, где лежат завязки фартука, прижаться к спине и, конечно, потереться членом. А ещё убрать с шеи длинные пряди и коснуться кожи губами. И чтобы…

— Кир! Вёдра-то поставь, — продолжал потешаться Андрей. — Вот сюда. Я потом уберу.

Кирилл осознал, что всё ещё держит вёдра в руках и поспешно поставил их на бетонированную площадку у сарая рядом с теми, что нёс мальчишка. Егор уже наполнил банку и повернулся, изучающе глянул и на работников, и на их пустой инструмент.

— Хорошо, спасибо. Андрей, дальше по плану…

— Иду уже, — надул губы пацан. — Кир, пойдём в душ отведу.

— Пойдём, — вздохнул Калякин.

Душ означал конец трудового дня и долгожданный отдых. Да, больше вкалывать было некуда — солнце садилось, а значит, даже неграм полагалась передышка. Сумерки стали настолько густыми, что запросто можно было наткнуться на предметы. Кирилл ориентировался по светлой кофте юного провожатого, приведшего его на передний двор. Душем оказался один из сарайчиков, аккурат возле собачьей конуры. Собака высунула морду и заискивающе посмотрела на хозяина. Миска ее была вылизана до блеска, во второй на донышке зеркально отсвечивала вода.

— Сейчас, Найда, сейчас я тебя покормлю, — извинился перед ней Андрей. — Мы ещё сами не ужинали. Сейчас только Кира провожу. Он теперь будет у нас жить, привыкай.

Но псина или давно привыкла, или ей было глубоко по фигу на чужих людей — она снова залезла в конуру. Андрей открыл дверь и первый заглянул в тёмное нутро летнего деревенского душа, включил лампочку, одетую в водонепроницаемую капсулу. Лампочка осветила каморку два на два, крашеную в красно-коричневый цвет, с узким окном под потолком, выходящим на противоположную сторону. Лавка у стены, брезент на наклонном полу, похожая на дуршлаг решётка слива, гвоздики с висящими полотенцами и мочалками на стенах, полочки с шампунями и мылом, маленькое круглое зеркало и что-то похожее на электрический бойлер литров на сто, от которого шла пластиковая труба к закреплённой на держателе смесителя лейке душа. Странная конструкция - видимо, Егор сам инженерничал.

— А вода у вас откуда? — задал давно интересовавший вопрос Кирилл.

— Из скважины, — деловито сообщил Андрей. — Насос стоит… И на огород воду можно подавать, и сюда. На соплях, правда, держится, жутко неудобно, но хотя бы… А, фигня, давай заходи и через две минуты можешь включать. И это, горячую воду сильно не расходуй, Егору оставь.

— Ага, хорошо.

— А полотенце я сейчас занесу чистое. Ты меня не стесняешься?

Вообще-то Кирилл предпочёл бы, чтобы полотенце принёс Егор, и они бы приняли душ вместе, экономя воду. Но несовершеннолетнего сорванца он в свои желания посвящать не собирался, боясь схлопотать потом от его правильного старшего брата за развращение.

— Вроде нет.

— Ну, тогда давай купайся, — выдав напутствие, Андрей рванул в сторону веранды.

— Подожди! — опомнился Кирилл, пацан остановился. — Мне одежда чистая нужна. Захвати из сумки какие-нибудь трусы и футболку!

— Ладно!

Кирилл ещё раз с порога осмотрел душевую и вошёл внутрь. На двери имелся крючок, но пользоваться им он по известной причине не стал. Разделся, сложил вещи на лавку — они были пыльными после огорода, воняли потом и свинарником. День выдался очень долгим, словно два столетия прошло. Он пил всю ночь с дегенератами, проснулся с похмелья, пытался заглушить боль от ссоры с Егором, встал перед ним на колени, признался в любви и получил надежду на взаимность, работал весь день, пересиливая себя, летал на крыльях любви, ощутил бабочек в животе. И вот сейчас он ляжет спать в доме любимого человека. Всё это невероятно. Будто не с ним.

Ещё он вспомнил, что не курил часов с двух. И в сортир не ходил.

Кирилл включил воду. Из лейки хлынула сначала холодная, затем она потеплела, пришлось разбавлять. Струи бились о плечи, спину, грудь, стекали к паху, по ногам. Всё вокруг намокло от брызг. Сразу потянуло отлить, но на пол делать свои срамные дела он не пытался — потерпит. Кирилл взял мочалку и мыло, принялся тереть себя, представляя, как здесь этими принадлежностями каждый день моется Егор. Стояк налился крепкий. Мягкие мыльные касания