Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

Временное правительство уничтожило российскую правоохранительную систему. Были упразднены полиция, особые гражданские суды, охранные отделения, отдельный корпус жандармов, включая железнодорожную полицию, Высший уголовный и дисциплинарный суды. На места были разосланы инструкции о создании местным самоуправлением народной милиции. Ее дееспособность была небольшой, кроме того, в нее в массовом порядке стали записываться криминальные авторитеты, выпущенные на волю в рамках амнистии.

Функции охраны порядка все больше приходилось брать на себя вооруженным силам, которые оказались в состоянии прогрессирующего разложения. Петроградский совет издал Приказ № 1, в котором говорилось о выборах ротных, батальонных и иных комитетов, отмене многих дисциплинарных норм воинских уставов. Первые недели после революции прошли под лозунгами очищения воинских частей от неугодных командиров, сотни из них лишились жизни. Ставший Верховным главнокомандующим генерал Алексеев информировал Гучкова: «Авторитет офицеров и начальников пал, и нет сил восстановить его»830. Уже в весенние месяцы 1917 года из действующей армии дезертировало около двух миллионов человек831.

Но к моменту появления в Петрограде Ленина революционная эйфория все еще заливала столицу. В воскресенье 2 (15) апреля 1917 года Россия праздновала Пасху. Ночью шли крестные ходы, утром люди радостно христосовались. Куличи, пасха, крашеные яйца. В звенящем воздухе опьяняющей революционной свободы – ожидание Мессии.

Ранним утром в понедельник ничего не подозревавший Николай Ильич Подвойский – член исполкома ПК большевиков и председатель их военной организации (военки) – дежурил в особняке балерины Кшесинской, захваченном большевиками под свою штаб-квартиру. Вбегает Мария Ильинична с телеграммой от брата из Торнео. Ленин приезжает! Надо готовить торжественную встречу. «Ведь сегодня – Пасха, – рассуждал Подвойский. – Предприятия не работают, газеты не выходят, а многие солдаты и матросы отпущены на праздник из казарм… С минуту молчу, раздумываю о том, как организовать Ленину достойную встречу, потом предлагаю:

– Давайте выведем к вокзалу броневые машины! Надо показать ВИ, какой боевой силой уже обладает большевистская организация Питера.

Председатель большевистской ячейки броневого дивизиона Елин вздрогнул:

– За вывод боевой машины – военно-полевой суд.

– Надо пойти на это, – отвечает Подвойский, не спуская с него глаз.

Бюро ЦК и Петербургский комитет подняли на ноги все районы… Партячейка дивизиона броневиков, рискуя военным трибуналом, все-таки подогнала к бывшему царскому павильону три броневика»832. В порядке подготовки к встрече опубликовали даже одно из ленинских «Писем издалека». Ожидался «разбор полетов».

Каменев, Шляпников, Раскольников, Мария Ульянова поехали встречать поезд в Белоостров. Александр Михайлович Афанасьев – сестрорецкий большевик – среди встречавших: «Мы ринулись к площадке, подхватили Ильича на руки и высоко подняли над головами… На руках мы внесли Ильича в здание вокзала и только тогда опустили на пол… Вместе с другими приехавшими из-за границы ВИ прошел в комнату, где проверялись паспорта»833. Мария Ильинична радовалась встрече с братом: «Его лицо светилось, он был очень возбужден. Засыпая товарищей вопросами о положении дел, он высказал в то же время опасение, что в Петрограде его, вероятно, арестуют»834. Шляпников: «Дружески расцеловались, поздравили их с благополучным проездом и повели в буфет. Буфетчик любезно и предупредительно отводил места гостям, а когда кончили есть и пить, не захотел принять от меня деньги»835. Поехали дальше. Вспоминал Раскольников: «Едва войдя в купе и усевшись на диван, Владимир Ильич тотчас накидывается на т. Каменева:

– Что у вас пишется в “Правде”? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали… – слышится отечески журчащий голос Ильича, от которого никогда не бывает обидно. Поезд тем временем незаметно подходит к Питеру. Вот наш вагон уже втянулся под навесы длинных пассажирских платформ. Вдоль этой платформы, к которой подходит наш поезд, по обеим ее сторонам, оставляя широкий проход в середине, выстроились матросы 2-го Балтийского флотского экипажа»836. В 23.10 раздались паровозный гудок и команда: «На караул!»

Вот он, Старик, делу которого большевики посвятили свои жизни. Старику, правда, не исполнилось еще и 47 лет. Все, что он делал, говорил, писал до этого момента для судеб России, по большому счету, значения не имело: его идеями заражена крошечная – в 8 тысяч членов – партия. Его влияние, как мы скоро увидим, не распространяется даже на эти 8 тысяч. Кто-то в интеллигентской и сознательной пролетарской публике о нем слышал, но страна не знает, кто это такой. «Еще ни разу не стоявший перед толпой, еще ни разу не показавший рукой движения массам…»837 – метко замечал Солженицын.

С перрона под звуки «Марсельезы» Ленина провели в парадную комнату, где от имени Совета его встречали Чхеидзе и Скобелев. Там же меньшевик Николай Николаевич Суханов (Гиммер): «Во главе небольшой кучки людей, за которыми немедленно снова захлопнулась дверь, в “царскую” комнату вошел или, пожалуй, вбежал Ленин, в круглой шляпе, с иззябшим лицом и роскошным букетом в руках. Добежав до середины комнаты, он остановился перед Чхеидзе, как будто натолкнувшись на совершенно неожиданное препятствие.

– Мы полагаем, что главной задачей революционной демократии является сейчас защита революции от всяких на нее посягательств как изнутри, так и извне, – приветствует Чхеидзе. – Мы полагаем, что для этой цели необходимо не разъединение, а сплочение рядов всей демократии…

Ленин, видимо, хорошо знал, как отнестись ко всему этому. Он стоял с таким видом, как будто все происходящее ни в малейшей степени его не касалось: осматривался по сторонам, разглядывал окружающие лица и даже потолок “царской” комнаты, поправлял свой букет, довольно слабо гармонировавший со всей его фигурой»838. От ЦК и ПК большевиков несколько слов сказали Шляпников и Коллонтай. Когда приветствия иссякли, Ленин заявил, что пора кончать разговоры о революции, ее пора делать: «Завязалась смертельная борьба! Самую гнусную роль в этой схватке пролетариата с буржуазией играют всевозможные социал-предатели, прихвостни буржуазии. Рабочему классу с ними не по пути»839.

Чхеидзе и Скобелев с побледневшими лицами сочли за лучшее ретироваться. На площадь. Ленин – в неведомой стихии. Но ему быстро сообщается энергетика толпы. «Ленин вместе со встречавшими его большевиками быстро оказался среди восторженно приветствовавших его рабочих, – наблюдал Молотов. – Прошло каких-то несколько минут, и Ленин на руках был поднят на один из броневиков, прибывших волей революционных солдат на большую площадь перед Финляндским вокзалом. Памятное зрелище! Был поздний ночной час. Кругом темно. Мрак прорезывает несколько прожекторов, прибывших вместе с броневиками. Прожекторы освещают площадь, на которой тысячи питерских рабочих и солдат радостно приветствуют ВИ, стоящего на броневике»840. Броневик с Лениным наверху двинулся медленно сквозь толпу. Второй час ночи. Народ, привлеченный небывалым зрелищем, высыпал на улицы, свисал с подоконников. Броневик ехал долго, с многочисленными остановками для очередной речи, которая заканчивалась неизменным: «Да здравствует социалистическая революция!»