Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий - Лариса Андреевна Черкашина

открытом воздухе, и тоже все вместе. Удивительное впечатление, точно картина из Библии, как будто звери вышли из Ноева ковчега!»

Николай II мыслил ещё раз побывать в «Аскании-Нове» вместе с сыном цесаревичем Алексеем. Не случилось: вскоре разразилась Первая мировая…

Итог той царской поездки стал для хозяина Фридриха Фальц-Фейна счастливым: ему и братьям было даровано потомственное российское дворянство.

В фамильном гербе Фальц-Фейнов под короной и рыцарским забралом не мифический единорог и не арабский скакун, а лошадь Пржевальского. Именно эта древнейшая на земле порода лошадей была спасена от вымирания в заповеднике «Аскания-Нова» дядей Эдуарда Александровича. И не только резвые лошадки Пржевальского нашли приют в заповедных полуденных степях, но и зубры, карликовые олени, зебры, бизоны…

В честь родового имения в Южной России, где прошли счастливые годы юного наследника «империи Фальц-Фейнов», Эдуард Александрович назвал и свою виллу в Лихтенштейне – «Аскания-Нова».

«Портреты предков на стенах»

Вилла «Аскания-Нова» – зеркальное отражение той несуществующей ныне жизни. Сколок былой «империи Фальц-Фейнов». Мир мёртвых и живых. Вернее, мир Эдуарда Александровича не был делим на ушедших и здравствующих. У него все живы, как у Господа Бога. Их лица проступали в памяти словно добротные чёрно-белые снимки в проявителе.

И взирали с портретов на своего знаемого и незнаемого внука и правнука адмиралы Епанчины, верно служившие царю и Отечеству. Пристально вглядывалась в него монаршая чета: император Павел I и императрица Мария Фёдоровна.

Удостаивала царственного взора сама Екатерина Великая. Она добрая давняя собеседница Эдуарда Александровича. Им было о чём помолчать… Ах, как они непростительно разминулись веками! Уж красавец-барон, верно, затмил бы всех Зубовых, Орловых, Ланских и прочих фаворитов любвеобильной государыни!

Гостиная виллы «Аскания-Нова». Фотография автора. 2005 г. Публикуется впервые

Дань памяти Эдуард Александрович воздал ей сполна – бронзовый бюст русской императрицы работы знаменитого скульптора Жана Антуана Гудона подарил её родному Цербсту, когда там в 1995 году открылся музей Екатерины II. Не так уж далеко от Вадуца немецкий городок, принадлежавший в былые времена князю Анхальт-Цербстскому, отцу принцессы Софии-Фредерики-Августы, будущей государыни великой Российской империи…

Он сумел провезти бюст через пограничные кордоны и таможни: просто установил бюст царицы, предварительно упаковав его, на переднем сиденье своего автомобиля. И когда дотошный таможенник поинтересовался, что за странную вещь везёт в Германию почтенный господин, Фальц-Фейн сразу нашёлся: «Это бюст моей бабушки!»

Если бы не Екатерина II, не бывать бы немцам Фальц-Фейнам на Святой Руси! Да и вся история России, возвеличенной и умноженной её трудами, была бы иной!

Домашняя галерея барона Фальц-Фейна. Фотография автора. 2005 г.

Публикуется впервые

Изумительна картинная галерея, что расположилась вдоль парадной лестницы, ведущей на второй этаж виллы. Здесь – и подлинный репинский эскиз казаков, пишущих письмо турецкому султану, и портреты адмиралов Епанчиных, Екатерины Бибиковой, супруги фельдмаршала Михаила Кутузова, и последней русской императрицы Александры Фёдоровны.

Но самый любимый для Эдуарда Александровича – портрет матери.

Верочка, Вера, Вера Николаевна. Петербургская барышня, красавица. В юности он любил подразнить своих подружек фотографией юной мамы, вызывая их жгучую ревность. И когда очередная обожательница готова была закатить скандал ветреному любовнику, тот быстро гасил её пыл: «Ну, что ты злишься? Это же моя мама!» Эффект был ошеломительным. Эдуард Александрович по-детски радовался тем былым успешным розыгрышам.

Наследник бояр и адмиралов

Если бы человеческую память, подобно компьютерной, можно было измерить в килобайтах и мегабайтах, то для памяти барона Фальц-Фейна не нашлось бы подходящей единицы. Она безмерна и бесконечна, как Вселенная.

Ну и крутила же его судьба! Как стажёра-космонавта испытывала на сверхперегрузки! Бросала словно на гигантских качелях: вверх – вниз! От наследника богатейшей в России семьи, издавший свой первый крик в фамильном дворце, до полунищего эмигранта; от человека без родины до одного из самых уважаемых и преуспевающих граждан княжества Лихтенштейн.

– Моя мать постучалась во дворец, и князь принял её. Она просила только за меня. «Мой сын Эдуард не имеет гражданства, – сказала она князю, – а значит, у молодого человека нет будущего».

И князь Франц I решил мою судьбу: объявил местный референдум, и тайным голосованием в декабре 1936-го жители крохотного городка Руггеле проголосовали «за». Но до этого я построил там поилку для коров. А потом в Ниццу, где я тогда жил, пришла телеграмма из Лихтенштейна с поздравлением – я стал подданным князя и полноправным гражданином княжества. Единственным русским! И вдобавок получил титул барона.

Но вряд ли бы правитель Лихтенштейна был столь благосклонен к семье беженцев из России, если бы не давнее знакомство с дедом барона Николаем Алексеевичем Епанчиным. В конце XIX столетия в Петербурге князь Франц I представлял интересы Австро-Венгрии (княжество Лихтенштейн входило тогда в состав ныне исчезнувшей империи), будучи её полномочным послом. Его и генерала Епанчина сблизила общая любовь к живописи: много времени они проводили вместе в Эрмитаже, на выставках Императорской академии художеств. И, покидая Россию, князь заверил русского друга, что тот всегда может рассчитывать на гостеприимство в его маленьком альпийском княжестве.

Стоит вспомнить, что ранее, в далёких 1830-х, в Петербурге Пушкин поддерживал приятельские отношения с князем Лихтенштейнским Фрицем. Однажды, на Святках, как писала современница, поэт и князь с весёлой компанией ездили «в домино и масках по разным домам».

…Дружеские связи между миниатюрным альпийским княжеством и безбрежной Россией продолжились и в XXI веке. Здравствующий глава княжеского дома Ханс-Адам II оказал огромную услугу России, вернув известный «архив Соколова» – архив Николая Соколова, собравшего показания об убийстве царской семьи в Екатеринбурге, в Ипатьевском доме. Те страшные свидетельства и документы, явленные буквально по горячим следам, вновь оказались в стране благодаря барону Фальц-Фейну.

Эдуард Александрович вспоминал о визите к нему Виктора Степановича Черномырдина и о разговорах, что велись тогда в стенах «Аскании-Новы»: «Когда мы встречались здесь с премьером Черномырдиным, я снова напомнил ему о просьбе князя Лихтенштейна о возвращении ему домашних архивов, захваченных в 1945 году Красной Армии в Австрии в качестве военного трофея. Архивы продолжали считать трофеем на протяжении полувека, хотя ясно, что это не так – княжество не участвовало в войне, сохраняло нейтралитет. Премьер внимательно выслушал мои аргументы и заметил, что «надо что-то дать взамен», то есть сделать какой-то подарок. По моему совету князь за сто тысяч долларов приобрёл бумаги Соколова, а я договорился об обмене их на его архив».

Так «архив Соколова», проливший свет на свершённое злодеяние, вернулся в новую Россию. Сам