Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий - Лариса Андреевна Черкашина

Николай Алексеевич, следователь по особо важным делам, будучи в эмиграции, писал: «Мне было поручено производить расследование убийства императора и его семьи. С юридической точки зрения я старался сделать всё возможное, чтобы найти истину и довести её до будущих поколений». И вряд ли то благородное рвение исполнилось бы без живого содействия Эдуарда Фальц-Фейна.

…В 1917-м взрыв гигантской Российской империи детонировал и вызвал крах маленькой «империи Фальц-Фейнов». Русские немцы Фальц-Фейны основали богатейшее овцеводческое хозяйство на юге России (руно элитных мериносов стало для них поистине золотым), знаменитый заповедник «Аскания-Нова», построили фабрики и дворцы, возвели храмы.

В одночасье всё рухнуло: бабушку барона Софью Богдановну, владелицу порта Хорлы на Чёрном море, удачливую предпринимательницу, расстреляли в 1919-м; она наотрез отказалась покидать родину, полагая, что её, восьмидесятилетнюю, большевики не тронут. Не пожалели…

Отец – Александр Эдуардович, не вынеся всех несчастий, в одночасье обрушившихся на него, – умер в эмиграции в том же несчастливом для Фальц-Фейнов году. И если бы не его предвидение и деловая сметка – ещё в 1905-м, после первой русской революции, он, решив, что самое время приобрести недвижимость за границей, купил на юге Франции, в Ницце, великолепную виллу «Les Palmiers», – то его семейству пришлось бы влачить в чужих краях нищенскую жизнь. Обосновавшись на Лазурном Берегу, вдова Александра Фальц-Фейна вынуждена была продать виллу. Так сложились обстоятельства, что деньги за неё были выручены небольшие, но на них Вера Николаевна с детьми Таисией и Эди и стариками-родителями смогла безбедно существовать несколько лет.

«Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца» – эту истину, подтверждённую русским гением Пушкиным, выверил на себе барон Эдуард Фальц-Фейн.

Жизнь начиналась с чистого листа. В книгу его судьбы, точнее в её предисловие, вписаны великие имена: Фёдор Шаляпин и Сергей Дягилев, Игорь Стравинский и Сергей Рахманинов.

Садовник, репортёр, гонщик, бизнесмен, Эдуард Фальц-Фейн вобрал в себя динамизм ХХ века и романтику XIX.

Барон Фальц-Фейн на презентации книги об истории своей семьи и собственной судьбе.

Москва. 2001 г.

От житейских невзгод его защищала сень мощного родового древа. Две ветви: немецкая – Фальц-Фейны, пионеры освоения южнорусских степей, прибывшие на Русь во времена матушки-государыни Екатерины II, и российская – Епанчины, представители гордого русского дворянства, ведущие свой род от боярина Фёдора Кошки (общего предка Епанчиных и царской династии Романовых!), – причудливо переплелись в тот самый день и час, когда Александр Фальц-Фейн предстал пред алтарём храма со своей избранницей красавицей Верой Епанчиной.

Эдуард Александрович любил говорить, что, с одной стороны, материнской, у него в роду все военные, а с другой, отцовской, – зоологи.

Блок почтовых марок, посвящённый 200-летию швейцарского похода Суворова. Издан в Лихтенштейне бароном Фальц-Фейном. С дарственной надписью барона. 1999 г.

Барона Фальц-Фейна по праву можно считать автором любопытного исторического открытия: именно он, опираясь на найденные им архивные документы, доказал, что русский полководец Александр Суворов в октябре 1799 года, после перехода с армией через Альпы, сделал краткую остановку в княжестве Лихтенштейн. В честь сего события в Бальцерсе на средства барона и по его проекту была открыта мемориальная доска.

В самый год появления на свет младенца Александра Пушкина в Швейцарских Альпах разыгрались военные баталии, имевшие судьбоносное значение для России и всей Европы. Славный тот год отмечен в мировой истории героическим переходом русской армии через Альпы, ведомой будущим генералиссимусом Александром Суворовым.

Эдуард Фальц-Фейн – инициатор выпуска юбилейной почтовой марки и открыток с портретом русского генералиссимуса. Но прежде он заручился высочайшим соизволением князя Лихтенштейнского Ханса-Адама II. По правде сказать, сделать это было несложно, ведь князь – давний добрый знакомый барона, да к тому же ещё и сосед. Вилла «Аскания-Нова» и княжеский замок разместились поблизости, на живописном альпийском склоне.

Свойственник Достоевского

За долгие годы у Эдуарда Александровича сложился огромный домашний архив. Рукописи, газетные вырезки, письма, старые снимки аккуратно разложены по папкам: «Романовы», «Епанчины», «Фальц-Фейны», «Пушкин», «Достоевский».

Барон гордился, что он – единственный родственник Достоевского за границей! Дорожил фамильным древом, где ветви старинного немецкого рода скрестились с русской фамилией Достоевских. Родство то, пусть и дальнее, считал барон, накладывало на него определённые обязательства. Хотя всегда, когда предстояло ему новое и большое дело, прежде прислушивался к своему сердцу.

Эдуард Александрович винил в кончине малютки Сони её… великого отца, а не только непредсказуемость женевской погоды. Верно, по праву родства он мог позволить себе те упрёки. Мужчины, полагал он, не умеют обращаться с младенцами: во время прогулки по набережной Женевского озера Фёдор Михайлович взял из коляски плачущую тёплую дочку на руки, чтобы успокоить её. И напрочь позабыл либо не знал, что весной с озера налетают на город невероятной силы ветры. Маленькая Соня умерла от воспаления лёгких, точно крохотный листок, унесённый порывом холодного ветра…

Барон Фальц-Фейн с величайшим трудом разыскал то место, где супруги Достоевские похоронили своего первенца. В тех, длившихся не один год поисках барону помогал американский профессор-славист Анатолий Натов, знаток Достоевского. И вот чудо – на исходе века ХХ утраченная было могилка вновь обретена! Эдуард Александрович заплатил за место на «Плен Пале» на три десятилетия вперёд, но прежде установил на нём мраморное надгробие. Когда барону доводилось бывать в Женеве, он приходил на старинный погост возложить цветы к памятнику Соне Достоевской. Мне запомнились его слова: «Самое маленькое надгробие и самое большое имя на этом кладбище…»

Всего-то восемь дней разделяют жизни двух девочек, что обе родились в Женеве и обе были наречены Софьями. Радость в одной семье и горесть, слёзы – в другой. Коротенькая жизнь одной Софьи и полновесная, наполненная страстями и любовью – другой.

Сони Достоевской не стало 12 мая 1868-го, а Софья, дочь Наталии Пушкиной и принца Николая Насауского, появилась на свет 20 мая, вскоре после кончины своей маленькой тёзки…

Вряд ли о рождении внучки боготворимого им поэта было ведомо Достоевскому в те скорбные для него дни. Зато графиня Софи де Торби, внучка Пушкина, не могла не слышать о Достоевском и, верно, повзрослев, с упоением читала его романы.

Ещё одна замета судьбы: в мае того же памятного, 1868 года далеко от Женевы, в Александровском дворце Царского Села, огласил мир о своём появлении на свет цесаревич Николай, в будущем – император Николай II. Судьба определит ему стать внуком последнего монарха, лично знавшего Пушкина. И последним русским государем, поклонником пушкинского гения.