Петр Великий. Ноша императора - Роберт К. Масси

Общественная жизнь в Петербурге вращалась вокруг свадеб, крестин да похорон. Государь со своими домочадцами любил пировать на свадьбах, где нередко выступал в роли посаженого отца. Доводилось ему бывать и крестным отцом – сколько раз царь держал над крестильной купелью детей простых солдат, мастеровых и мелких чиновников. Во всем этом Петр участвовал с удовольствием, однако крестникам не приходилось ждать от государя щедрых подарков. Обычно он ограничивался тем, что награждал мать ребенка отеческим поцелуем, а самому младенцу, по старому русскому обычаю, клал под крестильную подушечку целковый. По окончании церемонии Петр, если позволяла погода, скидывал кафтан и в одной рубахе усаживался за стол, на первое попавшееся свободное место. Когда ему выпадало быть «маршалом», то есть распорядителем пира, царь скрупулезно и деловито выполнял свои обязанности, а покончив с ними, ставил в угол свой маршальский жезл, брал жаркое с блюда прямо руками и принимался есть.

Зимняя стужа мало влияла на деятельный характер Петра. В такие дни, о которых Джеффрис сообщал в Лондон, что «все вокруг покрыто снегом и льдом и нельзя высунуть носа за дверь, не опасаясь отморозить его», Петр и Екатерина, сопровождаемые всем двором, выезжали в расположенное под столицей селение Дудергоф, «чтобы потешиться катанием, то есть быстрым скатыванием на санях с крутых гор». Еще больше царь любил другую зимнюю забаву – катание на льду под парусами. Перри писал, что «зимой, когда Нева и залив полностью покрыты льдом, он постоянно держит свои лодки готовыми для скольжения по льду под парусами. Каждый день, стоит только подняться сильному ветру, он выходит в залив и скользит под парусом по льду тем же манером, что и по воде».

Летом же Петр любил устраивать приемы к празднества в Летнем саду. Ежегодно 27 июня праздновали юбилей Полтавской баталии: на поле близ Летнего сада рядами выстраивались преображенцы в бутылочно-зеленых и семеновцы в синих мундирах, а сам Петр обносил солдат ковшами с вином и пивом, приглашая их выпить за победу. В центре сада, среди устроенных Леблоном фонтанов и каскадов, в окружении придворных принимала гостей Екатерина с дочерьми Анной и Елизаветой. Царица и царевны были облачены в роскошные, расшитые жемчугами платья, в их красиво убранных волосах сияли драгоценные камни. Рядом неподвижно, словно две восковые куколки, стояли Петр и Наталья – внук и внучка Петра, осиротевшие дети царевича Алексея. Воздав почести монаршей фамилии, гости рассаживались за деревянные столы, расставленные тут же, под деревьями. Предстояла обильная выпивка, и больше всего радовались этому обстоятельству бородатые священники – известные любители хмельного.

На одном из таких празднеств веселившиеся гости, в особенности иностранцы и кое-кто из дам, не на шутку перепугались, завидя в саду шестерых дюжих гвардейцев с ушатами сивухи, которую всем присутствующим надлежало выпить за государево здоровье. У ворот, чтобы никто не мог улизнуть из сада, были выставлены гвардейские караулы. Для желавших избежать угощения оставался один путь – к реке, где было пришвартовано несколько галер. Правда, святые отцы вовсе не думали спасаться. Очень довольные, они осушали чарку за чаркой, распространяя вокруг себя запах редьки и лука. Позднее царица и царевны приглашали гостей принять участие в танцах, которые устраивались на палубе галер. Над Невой грохотал пушечный салют, и небо озарялось огнем фейерверков. Веселье продолжалось до утра, но многие, не дождавшись окончания празднества, попросту валились наземь в саду и засыпали.

Похороны членов императорской фамилии и верно служивших государю вельмож обставлялись великой пышностью. Многие из былых сподвижников Петра уже ушли из жизни. Ромодановский умер в 1717 году, и все его посты перешли по наследству к сыну Ивану. В 1719 году за Ромодановским последовал Шереметев, скончавшийся в шестьдесят семь лет – всего спустя несколько лет после женитьбы на молодой, образованной вдове, успевшей до того пожить в Англии. В 1720 году в возрасте восьмидесяти одного года умер Яков Долгорукий. Петр особенно ценил долгую и преданную службу иностранцев – некоторые из них провели в России чуть ли не всю сознательную жизнь. Пока они находились на службе, царь жаловал им поместья; а выйдя в отставку, они получали пенсион, переходивший по их смерти вдовам и осиротевшим детям. Петр никогда не позволял назначать пенсион ниже прежнего жалованья. Как-то раз Ревизион-коллегия порешила положить одному уходившему в отставку после тридцати лет службы иноземцу пенсию в размере половинного жалованья. Узнав об этом, Петр был раздосадован. «Что это, – спросил царь, – ужели ему по старости и дряхлости с голоду умереть? Кто будет о нем печься, как не я? Инако другим служить будет неохотно, когда за верную службу нет награды. Ведь для таких я не скуп».

* * *

Для такого нетерпеливого, переполняемого энергией человека, как Петр, отдых был делом нелегким. «Что вы делаете дома? – спрашивал он порой окружающих, – я не знаю, как без дела дома быть». Он чуждался охоты, любимой потехи многих монархов. Французские короли дни напролет гоняли по лесам оленей, да и отец его, царь Алексей Михайлович, всякую свободную минуту посвящал соколиной охоте. Петр же не видел в этом занятии никакого проку. «Гоняйтесь за дикими зверями сколько вам угодно, – ответил он как-то на приглашение поохотиться под Москвой, – эта забава не для меня. Я должен вне государства гоняться за отважным неприятелем, а в государстве моем укрощать диких и упорных подданных». Любимой игрой Петра были шахматы, в них он готов был играть где угодно и с кем угодно, а потому носил с собой кожаную складную шахматную доску, расчерченную белыми и черными квадратами. Царь не возражал против азартных игр, и сам порой игрывал на деньги в голландские карты, но не ради выигрыша, а скорее для того, чтобы пообщаться с морскими капитанами и корабельными мастерами, бывавшими обычно его партнерами. Для солдат и матросов он установил строгое правило: проигравший более одного рубля должен был выходить из игры. Петр считал, что завзятые игроки думают только о том, как обставить друг друга, а потому на службе от них нет никакого толку.

Лучшим отдыхом для Петра был физический труд. По-настоящему он отдыхал, работая с топором в руках на Адмиралтейской верфи, вытачивая что-нибудь из дерева или слоновой кости в своей токарне или расковывая молотом полосу железа возле кузнечного горна. Некогда он целый месяц проработал молотобойцем в кузнице мастера Вернера Мюллера. Работал Петр старательно, каждый день проковывал по 720 фунтов железа, и когда обратился за платой, хозяин предложил ему дополнительное вознаграждение. Однако Петр от него отказался и, получив обычную плату молотобойца, тут же отправился в лавку, где на заработанные деньги купил себе башмаки. Он очень гордился этой покупкой и, показывая башмаки, говорил: «Вот, заработал молотом, в поте лица».

Самым большим удовольствием для Петра были прогулки по воде. Когда же ему приходилось оставаться на берегу, он любовался корабельными учениями. По заведенному царем порядку, стоило сигнальной пушке Петропавловской крепости выстрелить трижды, как все суда, стоявшие на Неве между крепостью и Зимним дворцом, приступали к учениям. Корабли поднимали паруса, снимались с якоря и начинали маневрировать по фарватеру, меняя галсы. Государь с радостью наблюдал за маневрами из окошка Зимнего дворца. Ему также нравилось собирать чуть не весь город на лодочные прогулки по Неве. На улицах столицы вывешивались особые флаги, оповещавшие всех имевших суда горожан о том, что в назначенный час им надлежит собраться на реке, напротив крепости. По сигналу, поданному Петром, флотилия направлялась вниз по Неве. Возглавлял ее сам царь, стоявший у румпеля собственной лодки. Многие дворяне брали с собой музыкантов, и над водой разносились звуки труб и гобоев. Ближе к устью Невы лодки обычно сворачивали в небольшой канал, который вел к Екатерингофу, загородному дворцу Екатерины. Там гости сходили на берег и, усевшись за расставленными в саду столами, утоляли жажду бокалом токайского.