Небо без звезд - Джоан Рэнделл

И Марцеллу почему-то показалось, что ей можно сказать правду.

– Нет, – прошептал он чуть слышно. – Не верю.

Их взгляды надолго сомкнулись. А потом словно вдруг распахнулась дверь. Слова хлынули из него, как воздух, застоявшийся в темной одиночке Бастилии:

– Я уж не знаю, что и думать. Не только про Надетту, а вообще. Мабель арестовали, когда мне было одиннадцать. Сказали, что она изменница. И это правда. Она сама признала, что работала на «Авангард»! Но до того она была… не знаю, она была мне как мать. Казалось, она действительно меня любила.

– Возможно, и впрямь любила, – мягко проговорила Алуэтт.

– Возможно. – Повторяя это слово, Марцелл поймал взгляд девушки, и они одновременно улыбнулись. – Мы играли в разные игры. В прятки в саду. Один раз она спряталась в фонтане. В самой середине. – Марцелл невольно улыбнулся воспоминанию. – Дед жутко рассердился, когда мы ввалились домой, оба промокшие до нитки.

Алуэтт опять улыбнулась ему:

– Наверное, с ней было весело?

– Это точно. И еще Мабель меня учила Забытой Речи.

У нее снова брови взлетели на лоб.

– Ты знаешь Забытую Речь? Почему же тогда ты не смог прочесть то письмо на рубахе?

Марцелл смущенно опустил взгляд на догорающий костер.

– Когда Мабель забрали, я… все забыл.

– Наверняка хоть что-то да помнишь.

Юноша с мрачным видом помотал головой:

– Нет. Теперь это для меня просто бессмысленные каракули.

– Ерунда. Спорим, ты сумеешь читать, если постараешься.

Алуэтт огляделась, поискала что-то взглядом. Заглянула себе за ворот хламиды.

– Вот! – Она вытащила длинную нитку металлических бусин. На конце ее блестела металлическая бирка. – Попробуй прочитать, что здесь написано.

Она жестом поманила его к себе, и Марцелл чуть-чуть сдвинулся влево, склонившись к девушке, чтобы разобрать выгравированные на металле буквы.

– Что это? – спросил он, указывая на бусы.

Выражение лица у Алуэтт снова стало отстраненным, как если бы он брякнул что-то не то. Но разве разберешь, как вести себя с этой странной девушкой?

– Это… – начала она. И тут же покачала головой, словно бы пресекая все вопросы. – Не важно. Ты просто читай.

Марцелл снова вгляделся в надпись. Буквы выглядели смутно знакомыми, но смысла в них он не видел. Значение букв затянуло туманом времени.

– У меня не получится.

– Еще как получится. – Она придвинулась ближе. Так близко, что Марцелл ощутил на коже ее дыхание – теплое и сладкое, как запах меда в саду под конец дня. – Ну же, постарайся.

Юноша снова пригляделся к бирке. Было ясно, что здесь два слова – на это его знаний еще хватало. Но больше он ничего не помнил: буквы сливались в бессмысленное сочетание черточек.

– Первое слово труднее. Попробуй-ка лучше начать со второго, – посоветовала Алуэтт.

Марцелл внимательно всматривался в надпись. Да что же он такой глупый? Почему ничего не может вспомнить?

– Давай вслух, – подбодрила его Алуэтт. – Букву за буквой.

Он мысленно услышал голос Мабель: «Читай вслух, Марселло. Ты справишься».

И тут туман словно бы вдруг рассеялся, первая буква всплыла в памяти. Губы сами собой округлились, зубы сжались, и…

– Ж… – произнес он вслух, удивившись не меньше Алуэтт.

– Да! – воскликнула та с таким же восторгом, как когда-то Мабель. – Верно! Дальше.

Он напрягся. Туман был еще густым. Он старался держать в памяти образ Мабель. Не то измученное, обветренное лицо, которое видел вчера в Монфере, а молодое и радостное лицо своей давней гувернантки. Той, что плясала с ним в фонтане и пряталась в палатке из шелковых простыней. И вместе с ее лицом из мрака времени медленно проступали буквы.

– Жа… во-ро…

Он оглянулся на Алуэтт, и та с улыбкой кивнула:

– Да. Еще чуть-чуть.

– Жа-воро-но… – Он свел звуки воедино. И, добравшись до последней буквы, замялся. Прямая с двумя черточками поменьше, торчащими под разными углами. Всмотревшись в нее, юноша ощутил, как на язык сам собой вскочил странный щелкающий звук – словно все эти годы он прятался, поджидая, когда же его найдут.

– К! – улыбаясь до ушей, заключил Марцелл. – Все вместе получается: «жаворонок»!

– Верно. Так и есть.

Теперь они оба ухмылялись, глядя друг другу в глаза.

– Что это значит? – спросил он.

– Это мое прозвище: Маленький Жаворонок. Смотри, вот здесь написано «маленький». – Алуэтт ткнула пальцем в первое слово на бирке. – Так меня называют в… – Она осеклась, снова прикусив язык. – Так зовет меня отец.

Марцелл погладил бирку большим пальцем.

– Мне нравится. Эта такая птица, верно? Из Первого Мира?

Она кивнула:

– Да, птичка, которая пела с раннего утра. Говорят, я, когда была маленькой, то начинала петь, едва проснусь. – Их взгляды снова встретились, и Марцелл почувствовал, что одиночество, до сих пор сжимавшее ему грудь, куда-то испарилось, сменившись трепетом миллиона крошечных крылышек. Ему вдруг захотелось притянуть Алуэтт к себе, обнять, прижаться губами к губам…

Но тут она снова заговорила, и его словно бы окатили ледяной водой:

– А ты Марселло. Тебя в детстве так называли, да? Я помню из письма.

Марцелл выпустил из рук серебристую табличку.

– Да, – пробормотал он, подавшись к девушке.

Алуэтт не отстранилась. Осталась рядом, лишь склонила голову, снова изучая его. Эти внимательные глаза пронизывали насквозь.

– Наверное, дедушка до сих пор так тебя зовет?

Марцелл в ответ только фыркнул:

– Шутишь? Генерал д’Бонфакон никогда не отличался сентиментальностью.

Слова вылетели изо рта раньше, чем он понял, что говорит.

Алуэтт отреагировала мгновенно. Дернулась так, словно бы ее ударили, и шарахнулась от него.

Марцелл вздрогнул, сообразив, что натворил.

– Что ты сказал?

Он попытался спасти ситуацию:

– Я… сказал, что мой дед человек суровый и не признает детских прозвищ.

Бесполезно. Она была слишком умна и проницательна.

– Твой дед – генерал д’Бонфакон? Я правильно расслышала? – Ее голос настороженно вздрагивал.

– Да, но ты не тревожься. Это ничего не значит. Я сейчас все тебе объясню…

Поздно: Марцелл видел это по ее глазам. Свет в них погас. Искры потухли. Лицо опять замкнулось. Как будто задушевного разговора возле костра не было и в помине.