Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Его пальцы выпустили рукав и скользнули вниз, обхватив ее ладонь. Нет, не просто обхватили. Пожали. У Алуэтт от этого даже колени немного обмякли. Она опустила глаза, не в силах встретить его взгляд, страшась сама себя. Опасаясь, что согласится.

Он словно навел на нее чары.

Опасные чары.

– Это вряд ли возможно, – поспешно выговорила она, твердо решив, что больше не увидится с Марцеллом д’Бонфаконом.

Ни завтра.

Ни когда-либо потом.

Но Марцелл все не выпускал ее руки.

– Прошу тебя. Прости, что я сразу не сказал тебе про деда. Позволь загладить вину. Мы отправимся, куда ты захочешь. Могу снова свозить тебя в лес Вердю. Или в Ледом. Ты когда-нибудь видела Ледом? Я мог бы тебе его показать. Мы…

Он не закончил фразы, потому что на плечо ему тяжело легла рука.

Эта большая рука была хорошо знакома Алуэтт. Девушка испуганно выпучила глаза, и сердце у нее отчаянно заколотилось.

А потом прозвучал голос, тоже знакомый и страшный, как никогда:

– А ну-ка отпусти мою дочь.

А положение на Зыбуне становилось все хуже и хуже.

Шатин сверху, с балки, озирала рынок, когда пятеро мужчин, окружив дроида, повалили его на землю. Она видела, как бунтовщики с таким остервенением, словно бы дрались за кроличью тушку, разламывали новое орудие казни – его уже успели прозвать «Клинком». Она видела, как сержанта полиции сбили с ног ударами обломанных труб. И забили бы насмерть, если бы стая глушил не разогнала протестующих и не загрузила сержанта в медкруизьер.

Поначалу Шатин забавляло это зрелище. Вот ведь дурачье, уж она бы никогда не ввязалась в подобные игры. Но по мере того как гневные вопли и крики боли нарастали, девушке все больше становилось не по себе.

Она чувствовала себя слишком уж на виду. Слишком уязвимой. Бунт, насилие – она впервые видела на Зыбуне такой накал страстей: настолько разбушевавшееся третье сословие и настолько рвущихся карать дроидов. Пожалуй, лучше бы убраться отсюда подобру-поздорову. Но уйти Шатин при всем желании не могла. Она высматривала Марцелла.

Он по-прежнему оставался ее главной надеждой разыскать базу «Авангарда». Должен ведь этот надутый хлыщ рано или поздно вернуться? И Шатин твердо решила его дождаться.

Прямо под ней дроиды волокли между лотками корчащуюся, отбивающуюся женщину. Та отчаянно сопротивлялась. Умудрилась даже на миг вырваться из хватки глушил. Но едва она бросилась бежать, как парализующий импульс вонзился ей в икру, и несчастная, рыча, повалилась наземь.

Только тогда Шатин ее узнала.

Это была мадам Дюфо.

Шатин всегда была с ней на ножах. Но теперь, глядя, как дроид шествует к торговке и подцепляет ее за шиворот, готова была пожалеть старуху.

Но внезапно мысли ее приняли иное направление: девушка вспомнила запах, разносившийся с утра от лотка Дюфо.

Никогда в жизни Шатин не проявляла такого проворства. Не прошло и минуты, как она очутилась на мостках прямо над прилавком мадам Дюфо. Заглянула через край – и вот оно.

За прилавком, на невидимой с земли тарелке, лежал подрумянившийся жареный цыпленок. В животе у Шатин забурчало. Ну до чего же она проголодалась!

Глотая слюнки, девушка свесилась с мостков и приземлилась на корточки за пустующим прилавком. Вскочила на ноги, но ухватить добычу не успела – тарелку внезапно отдернули.

– Эй! – взревела она. Сейчас Шатин готова была драться за курятину хоть с самим патриархом. Но не с тем, кого увидела, подняв глаза.

– Ты уверена, что твое место сейчас здесь, а не рядом с этим пронырой д’Бонфаконом? – презрительно бросил отец, отрывая ножку и впиваясь зубами в сочное мясо. – Что, заварила кашу, а теперь в кусты, да? – Он облизал жирные пальцы. – Ох и вкуснятина!

– Отдай, это мое! – прорычала Шатин.

Отец в ответ лишь насмешливо вздернул бровь. Откусил еще кусок и позвенел пальцами по краю металлической тарелочки. Да это же кольцо Марцелла!

– Ты что, забыла про нашу вчерашнюю договоренность? – спросил месье Ренар.

Щеки Шатин пылали, и она так и прожигала взглядом отца, который пытался выстукивать на тарелке какой-то ритм: там-там-там.

– Нет, не забыла, – сквозь зубы процедила она.

Отец целиком запихнул в рот цыплячью ножку, зубами ободрал мясо с кости. И довольно причмокнул.

– Это хорошо. Потому что – запомни, Шатин, – тому, кто не приносит в дом ларгов, будучи парнем, придется зарабатывать как девушке.

При этих словах порез на ладони налился болью, словно отец второй раз ткнул в него ножом.

А что, он может, у него не заржавеет.

Глупо даже надеяться, что его остановят родственные чувства. Шатин не сомневалась, что он запросто отправит родную дочь в бордель крови. И сопротивляться бесполезно.

Всегда было бесполезно.

– Почему вечно я? – по привычке огрызнулась Шатин. – Почему ты никогда не грозился отправить в бордель Азель? Она всего на два года старше. Ее кровь еще чего-то стоит.

Месье Ренар уронил на тарелку обглоданную косточку и потянулся за крылышком.

– Азель прилично зарабатывает на фабрике. К тому же нам не мешает иметь кого-то из своих внутри системы. Она свое дело делает.

И отец с тарелкой курятины в руках выбрался из-за прилавка и широким шагом направился в самую гущу схватки. Он шел спокойно, с таким видом, словно гулял теплым вечером по дворцовым дорожкам. Словно бунт его нисколько не касался.

Раздосадованно крякнув, Шатин пнула ногой пустой ящик из-под капусты. Угрозы отца взбесили ее. И Марцелл, сбежавший с той подозрительной девчонкой, тоже хорош. Но больше всего она злилась на саму себя – за то, что вообще ввязалась во всю эту историю.

К тому времени как она вернулась на свой сторожевой пост посреди Зыбуна, прибывшие дроиды наконец-то взяли ситуацию под контроль. Людей десятками забрасывали в полицейские транспортеры. Кое-кто из них упрямо выкрикивал: «Честный труд за НЕчестный шанс!» другие молили о пощаде, раскаиваясь в содеянном. Полицейские не обращали на это никакого внимания: в любом случае всем бунтовщикам была одна дорога – в пересылочный центр, ждать транспорта на Бастилию.

Шатин бросила взгляд на «пленку»: сколько времени прошло? Оказалось, Марцелл с Алуэтт отсутствовали уже больше часа. Глядя, как инспектор Лимьер набивает транспортеры бедолагами из третьего сословия, Шатин в который раз прокляла себя за то, что отпустила Марцелла. Слишком много думала о девушке – как бы не подпустить ее к нему – и забыла о главной работе. А в результате потеряла его.

Но сейчас, когда Лимьер захлопнул дверцу за очередным бьющимся преступником, она услышала в гомоне рынка новый звенящий звук. Не привычный визг сирен дроидов, не вой сумасшедших с самодельным оружием в руках. Это был голос Марцелла, кричавшего: