Княжич Юра - Михаил Француз

Соответственно, на выход из класса заспешил я. Дело обычное, дело житейское, особого описания не требующее и в нём не нуждающееся. Вот только, зайдя в чистый, исправный, хорошо пахнущий и регулярно тщательно убирающийся специальным персоналом туалет, сделав свои мелкие дела, вымыв руки и стоя возле зеркала, вытирая их полотенцем, я внезапно стал свидетелем… Да, именно, что свидетелем.

Стоял я, получается, так, что сразу от входа меня не было видно. Воду я уже закрыл, так что шума от неё тоже не было. Да и шуршал бумажным полотенцем я так же негромко. Видимо, из-за всего из-за этого, трое подростков и посчитали помещение пустым.

Трое. Два пацана и одна девушка. Двое пацанов, один из одного со мной класса, другой из параллельного, из «Б», тащили, зажимая рот упирающейся и даже почти отбрыкивающуюся девчонку из «Д» класса.

Увлечённые своим действием, они проскочили мимо меня дальше вглубь туалета, к кабинкам, так меня и не заметив.

— Держи её крепче, — довольно проурчал один, передавая жертву полностью другому и принимаясь расстёгивать ремень своих брюк. — Сначала я, потом ты. Тебе какую дырку оставить?

— Рот не трогай, — осклабился другой. — Мне сегодня больше «орала» хочется.

— Договорились, — хмыкнул первый, справившийся с пряжкой и пуговицей, и уже начавший спускать штаны.

Скомканное бумажное полотенце из моих рук медленно освободилось и, неторопливо перекувыркиваясь в воздухе, полетело к полу…

Глава 33

Когда ты — медведь за сто восемьдесят ростом и всё ещё свыше восьмидесяти — весом, не забывающий о регулярных тренировках, в том числе и функциональных, да и раньше тоже чему-то такому уже учился, что заложило в развитие тела неплохую базу, то твой «лоу-кик» — штука сокрушительная. И тот пацан, что стоял ко мне ближе и начинал спускать штаны, прочувствовал его эффект на собственном теле сполна.

Почему именно «лоу»? Если подумать, а на это у меня некоторое время было, то человек, неожидающий нападения, поэтому расслабленный и открытый, да ещё и стоящий спиной к агрессору, очень уязвим. И есть не так уж много мест, в которые можно ударить так, чтобы гарантированно не убить, не покалечить, но, при этом, лишить боеспособности. И это точно не голова висок и затылок — табу для спортсменов рукопашников. Это прописано в регламенте практически любых соревнований. И этот запрет обоснован.

Бока, не прикрытые согнутыми в локтях руками — очень опасно. Для отрыва селезёнки достаточно удара с силой, эквивалентной всего шестнадцати килограммам, даже хрупкая девочка справится (доказано практикой и уголовными делами) — трудно ударить слабее. Да и бесполезно.

Плечи и руки — бессмысленно. А вот бедро — это да, в бедро можно вложиться без опасений, точно будучи уверенным, что эффект будет.

Да и, бить выше бедра без разминки — такое себе решение, рискованное. Поэтому, и «лоу».

Удар получился хороший, качественный, с оттяжечкой и вложением веса. Такой, какими каратисты на показательных выступлениях связки из бейсбольных бит ломают. Аж, самому понравился. Душевно получилось.

Однако, то — биты. Бедренная кость человека, да ещё и качественно защищённая мышцами — дело другое. Её попробуй ещё сломай!

Парень, не ожидавший атаки, осел, словно подрубленный, открывая мне хороший обзор на второго и оперативный простор. Чем я тут же и не преминул воспользоваться: мощный хороший прямой удар кулаком с задней руки, с шагом, с вложением веса и почти точно в незащищённую нижнюю часть лица мгновенно выключил для него свет. А заодно и звук, и всё остальное.

Собственно, и всё. Бой окончился толком не начавшись. Не зря мой шифу всегда говорит: на улице (либо в баре/ресторане/забегаловке) драться проще, чем на соревнованиях — разок, ка следует, сунул не успевшему ничего сообразить «быку» или «баклану», и валишь, что б менты не поймали, так как любой спортсмен автоматически зачисляется правоохранителями в «виноватые» и получает по всей строгости, просто по факту наличия какого-либо разряда.

На соревнованиях сложнее: там правила, ограничения, рефери, судьи, регламент, защитное снаряжение, которое ещё постараться пробить надо. А самое главное — твой противник, как и ты, полностью собран, сосредоточен и готов, как к защите, так и к нападению. Как наносить удар, так и принимать его. С ним всё не просто.

Я вздохнул. Очень хотелось поступить по заветам шифу: то есть, свалить побыстрее, пока не очухались, или зеваки не набежали, но… нельзя. Не солидно. Не поймут и не оценят.

— Брысь отсюда, — тихо, но веско велел я девчонке, растерянно грохнувшейся на кафельный пол задом, когда державший её ранее за локти пацан перестал держать даже себя. Она в непонимании и шоке подняла на меня глаза. — Брысь, я сказал! — пришлось повторить грознее и громче. Сообразила. Послушалась. Стыдливо запахнула на оголённой груди школьную то ли рубашку, то ли блузку (я в них не разбираюсь), вскочила на ноги, согнулась и убежала.

Я повернулся к тому, которого первым подрубил своим «лоу».

— Долгорукий? — изумлённо опознал-таки меня он. — Ты чего? У нас же ровно всё с тобой было? — попытался вскочить с пола он, но не смог, так как, не сообразив, опёрся на пострадавшую ногу, а она взяла и подвела, не послушалась. Такое бывает, когда хорошенечко отсушишь ударом мышцу, или связку какую — конечность становится буквально ватной и сама по себе гнётся и складывается, не спрашивая на то разрешения у посылающей ей управляющие импульсы головы.

Я промолчал, хмуро разглядывая это путающееся в своих же полуспущенных штанах чудо. Сам же пытался сообразить или просчитать, что дальше-то делать: изнасилование остановил, девчонке дал убежать подальше. Если умная, то побежит к администрации или к родителям. Или, что правильнее, и к тем и к другим сразу… но мне-то, дальше-то теперь что? Камер ни в туалете, ни в коридоре нет, единственного свидетеля я сам же и выгнал.

В раздражении я приподнял одну свою ногу в намерении спустить это самое напряжение на противника. То есть, пнуть его, как следует, куда придётся. Может быть, даже, как вариант, в