Зорич - Марина В. Кузьмина

пустым после зимы, сгореть дотла не успел. Горящие доски растащили баграми в стороны, залили водой. Стены дома обгорели со стороны огнища. Он больше пострадал от дыма, чем от пламени. Пахнущий прежде деревом, от него теперь несло едкой гарью.

Зашло солнце, когда куски сгоревших досок аккуратно сложили за воротами на булыжнике дороги. Рядом и кучи углей, и всякий хлам, выметенный изо всех скрытых уголков сада. Перевязанных Анной поджигателей со связанными за спиной руками усадили на скамейку за воротами, рядом положили тело убитого. Послали за Корфом. Помывшись холодной водой из колодца, сели чаёвничать. Отослав в управление задержанных, сел за стол и появившийся Корф. В накинутом бешмете сидел с непроницаемым лицом Зорич. Корф глядел на него влюблёнными глазами. Казаки, знавшие цену есаулу, глядели на него, как всегда, зная и себе цену, чуть удивлённо и уважительно. Когда они, чувствуя состояние Зорича, пожелав скорейшего выздоровления, покинули дом, а Анна, заглянув в детскую, ушла на кухню, Евгений Иванович, встав из-за стола, переместился в кресло. Вытянув перевязанную ногу, он, откинув голову, закрыл глаза. Чувствовал он себя прескверно. Утомлённое схваткой тело давало знать о себе давящей тяжестью, рана в ноге — пульсирующей болью. В возбуждённом сознании одна за другой, накладываясь друг на друга, мелькали картины пережитой схватки. Попытки расслабиться, забыться сном не удавались. А между тем наступило утро.

«А это ещё кто?!» — с досадой напрягся Зорич, услышав за окном звук затормозившего автомобиля. — Неужели Загоскин?» — подумал он и оказался прав. За встретившей его Анной в гостиной появился начальник управления. Рядом с ним какая-то неспокойная особа, как показалось Евгению Ивановичу, с большим букетом цветов. То была его тайная воздыхательница Наталья Петровна. Пока Анна устраивала цветы в вазу на столе, а Наталья Петровна, скрестив руки на животе, умилялась видом своего кумира, Павел Кириллович, растроганный искренне значимостью момента, позабыв, должно быть, заготовленный заранее монолог, что он делал всегда, иногда читая его по бумажке, об этом знали все, с азартом тряс руку Зорича, выговаривал, запинаясь, что-то о том, что куда там каким-то Баярдам, Артурам и прочим всяким, что вот истинный герой, опора отечества, и, наконец, оставив в покое начинавшего закипать Евгения Ивановича, пожелав вскоре встретиться в добром здравии, удалился восвояси, прихватив Колокольцеву.

Покой оказался недолгим. Пропустив вперёд себя молоденькую сестричку, с костылём и тростью в руках порог переступил с медицинским кофром в руке Грюнберг Абрам Евгеньевич.

— Здравствуйте, уважаемый Евгений Иванович, рад видеть вас в добром здравии. Нет-нет, я не оговорился, зная вас как постоянного клиента, я утверждаю, что это так, ибо те мелкие неприятности, в которых вы пребываете сейчас, — это как слону дробина, потому что всевышний одарил вас телом, отвечающим требованиям вашего неукротимого нрава!

Говоря всё это, Абрам Евгеньевич потрогал лоб, осмотрел язык, поводил пальцем туда-сюда перед носом есаула и сказал:

— Ничего нового, всё как обычно. Покой. Симочка будет навещать вас каждый день, освежать повязки, давать лекарства, а сейчас — пару укольчиков, вы знаете куда. День костыля будет обозначен по самочувствию.

Через четверть часа после того, как исторгающий оптимизм Абрам Евгеньевич, отказавшись с извинениями от чая, сославшись на отсутствие свободного времени, удалился, перед домом раздался стук колёс о булыжники дороги. В дом ворвался Александр, сбросив на ходу плащ на руки служанки, пробормотав что-то невразумительное, скрылся в спальне. Появился, одной рукой прижимая к груди сонного Димку, а другой отторгая претензии протестующей Анны. Плюхнувшись на диван, повертел перед собой малыша, сказал:

— Слава богу, всё хорошо!

Сунул пальцы в карман и извлёк синий платок в мелкий горошек, промокнул лоб и глаза. Увлечённый действиями брата, есаул не сразу заметил вошедших следом двух женщин — графиню и Гертруду фон Кассель. Анна, придя в себя, предложила им присесть и чаю, извинившись за беспорядок в доме. Умевшая держать себя в руках Диана выглядела, как всегда, спокойной, но есаул, хорошо знавший её, понимал, что это даётся ей непросто — непривычно бледная, с тревожными, запавшими глазами. Что-то дрогнуло в груди Евгения Ивановича. Забывшись, опёрся левой рукой о подлокотник кресла и едва сдержал стон: резкая боль полоснула тело. Мельком взглянув, уловил, как вздрогнули её губы и рука, поднявшись с колен, прижалась к груди. «Боже мой», — обожгло Зорича, и он, опустив голову, спрятал глаза от Анны.

Вполне успокоенный состоянием малыша, который, разыгравшись, старался оттаскать за уши своего друга и, смеясь, смягчал напряжённость в гостиной, Александр вспомнил, наконец, о брате.

— Я с радостью вижу, Евген, что нет поводов беспокоиться о твоём состоянии. Тем более что позвонивший мне Стас Казимирович из приёмной городского главы сказал, что ранения твои для жизни опасности не представляют, тем не менее я счёл нужным пригласить Диану Владимировну и Гертруду фон Кассель, чтобы избежать обвинений в равнодушии в будущем. Гертруду ты должен помнить по польским хуторам, когда ты помог мне в одном приватном деле. Она загорелась желанием вновь взглянуть на человека, который героизмом своим может стать в один ряд с героями древности. Говорю это тебе без лести, мой дорогой брат. О твоей схватке с ассасинами знает весь город, поверь мне, и все думают как я. Кроме того, Евген, Гертруда, зная обстоятельства случившегося, предлагает вам поселиться в её доме на Владимирской, в котором больше бытовых удобств, чем в вашем доме. И я решительно присоединяюсь к её предложению, так как находиться ребёнку в этом пропахшем дымом доме небезопасно, это может пагубно отразиться на его здоровье в будущем. О денежной составляющей можешь не беспокоиться, мы одна семья, и здоровье крестника мне дороже всего.

Слушая Александра, есаул взглянул на Анну, а та отвела взгляд в сторону, мол, решай сам.

— Ну что же, ваше предложение, Гертруда, — начал есаул, — очень заманчиво, благодарю. Мы обсудим его с женой и сообщим вам через Александра наше решение.

Тем временем напряжение в отношениях сгладилось вовсе благодаря непосредственности Димки, который побывал на коленях всех сидящих за столом и у самой молодой из собравшихся, Гертруды, которая, как поняла Анна, всегда и везде была душой компании. Острая на язык, находчивая, она рассказала несколько фривольных анекдотов, единственная громко смеялась над ними, не смущаясь скромных улыбок окружающих.

Утренний чай незаметно сменил обед. Принесли из погреба несколько бутылок вина, из кухни понеслись запахи жареного мяса. Любитель