Зорич - Марина В. Кузьмина

После обычного «Здравия желаю, Евгений Иванович!» казак, отодвинув портьеру, появился за порогом, держа в руках шляпную коробку, перевязанную яркой лентой.

— Заходи, Фрол Иванович, не стесняйся. Что это у тебя?

Фрол Иванович, молча поставив коробку на пол, стал развязывать, что-то выговаривая себе в усы, не поддающийся его усилиям большой бант. Есаул и Дима наблюдали за ним молча. Облегчённо вздохнув, Фрол Иванович, отложив крышку, сунул руки в коробку. Малыш шагнул вперёд и застыл, когда Фрол Иванович достал из коробки невиданное чудо — белого с тёмно-жёлтыми пятнами крупнолапого щенка. Тот, поставленный на пол, намочил под себя, а когда Дима бесстрашно шагнул к нему, коротко взлаяв, отскочил в сторону. Так повторилось несколько раз, а когда Маруся явилась с тряпкой, оба скрылись в коридоре.

— Оставь их, пусть играют, — сказал есаул на вопросительный взгляд девушки. — Сделай нам с Фролом Ивановичем чай с чем-нибудь вкусненьким.

Когда Маруся, понимающе улыбнувшись, вышла, Евгений Иванович, присмотревшись, спросил с тревогой:

— Не тяни, Фрол, что случилось?

Тот, склонив крупную, в седых кольцах волос голову, тряхнув серьгой, глухо сказал:

— Плохие новости, ваше благородие — Григорука, кубанца, убили.

— Что?! — выдохнул есаул и, опёршись руками о колени, метнулся к казаку. — Когда? Где? Кто? Не тяни, Фрол!

Тот, подняв голову, с трудом выговаривая, ответил коротко:

— Социалисты проклятые со студентами, — и замолчал. «Вот оно как. И сюда докатилось», — обречённо подумал есаул. И не удивился таким мыслям, словно заранее знал, что так и будет. Замолчали надолго. Смотрели молча, как девушка, накрыв стол, ушла, удивлённая. Заговорили, только когда, помянув, поставили пустые стопки на стол.

— Я слушаю тебя, Фрол Иванович, рассказывай, как оно всё было.

Уставившись в стол, избегая смотреть есаулу в глаза, сминая толстыми пальцами катышек хлеба, Фрол Иванович натужно заговорил:

— Как с вами это случилось, так днями позже всё и началось. Верно Григорук говорил, он грамотей был, что все беды от этих, от студентов и социалистов. Словно свою судьбу чувствовал…

«Да. Это так, — с тоской подумал есаул. — Как это в Библии: „многие знания…" Нет, не помню. Но это, похоже, к случаю».

— Улицы стали перегораживать, толпами собираться с флагами. Злые, как басурманы. Так и в тот день. Собрал нас Загоскин, приказал баррикады убрать, людей разогнать. Ну и поехали. Жлуктов с солдатами и мы. Жлуктов им «разойдись» и всё такое, а те — стрелять. Сказали потом, что провокаторы это, а нам что, легче?! Григоруку прямо в грудь, под сердце, не мучился даже.

Фрол согнутым пальцем вытер скатившуюся из-под лохматой брови слезу. Есаул, сжав челюсти, закрыл глаза.

— А под Стёпкой, — продолжал Фрол, — коня покалечили, ногу сломали. Как он терзался потом. А когда увидели, что с Григоруком, ребята осатанели, грудью вперёд кинулись. Ванька, племяш, совсем озверел, так он этих… — Фрол замолчал, подбирая слова. — Так он их плетью! А ты знаешь, какая она у него — трофей горский. Будут теперь долго синими ходить, поминать плеть казачью! А уж плеть у него — обух перешибить можно!

Сидели горестно, выпивали, закусывали. Вспомнили про малышей, когда тишина напомнила. Пошли искать. И тоску перебивая, улыбнулись скупо: на ковре, раскинувшись вольно, утомлённые игрой Димка и щенок, уткнувшись головами друг в друга, посапывали дружно. Нагнувшись, есаул тихонько взял сына на руки. Потревоженный щенок вытянул длинные не по росту лапы, широко разинув пасть, зевнул, показав чёрное нёбо.

— Посмотри, есаул, — ткнул пальцем Фрол. — Добрый пёс будет. Верная примета.

— Спасибо за подарок! — улыбнулся Зорич. — Верный друг будет Димке.

— Уж это — как бог свят! — расправил усы довольный казак.

Уложив малыша на кровать, вернулись на кухню.

— Идтить надо, Евгений Иванович. Ядвигу обрадую, а то тревожилась, а вдруг её щенок не ко двору придётся.

— Ну давай тогда на посошок, раз так! Кстати, откуда она такого породистого взяла?

Есаул наполнил стопки.

— Так это ж она через свою подругу на пилораме выпросила! Той не отказали — у ней с сыном хозяина дела какие-то.

Зорич задумался.

— Послушай, Фрол Иванович, знаешь ведь, те с пилорамы не лыком шиты! Скажи Ядвиге, чтобы осторожнее была с подругой своей. А то не дай бог… Те ребята отчаянные. В игре деньги большие. В случае чего они на всё пойдут…

— Да што ты, ваше благородие! — встревожился казак. — Да разве ж я не понимаю! Но Ядвиге скажу. Ей-богу, скажу, чтоб язык держала за зубами! Ох ты, господи!

Фрол опрокинул стопку в рот. Сморщился. Забыв закусить, попрощался и заторопился к выходу.

Ближе к вечеру явился Грюнберг. Сопровождаемый Аннушкой, прошествовал в гостиную. Положив кофр на табурет, поздоровался за руку с Зоричем, сделав пальцы рогами, поиграл в «козу» с Димкой. Тот, набычившись, шутки не понял, но конфетку в яркой обёртке взять не отказался.

— Как вы себя чувствуете? Как ваши раны, Евгений Иванович?

Есаул молча скривил губы.

— Понятно. Я и не сомневался. Всем бы ваше здоровье, дорогой! Позвольте осмотреть вас.

Грюнберг щёлкнул замком кофра. Когда Анна за руку с сыном вышла из комнаты, Грюнберг помог Зоричу снять халат, близоруко прищурившись, осмотрел раны, довольно хмыкнул и, смазав какой-то дурно пахнущей жидкостью из небольшой склянки, проговорил с иронией:

— На этот раз, уважаемый, нужды в моих услугах больше нет, но я попросил бы вас, дорогой Евгений Иванович, ограничить свой боевой пыл этими ранами!

— Как получится, дорогой Абрам Евгеньевич, как получится.

— Ну да, — согласился Грюнберг и, пожав руку на прощание, пошёл к выходу. В вестибюле на молчаливый взгляд Анны он кивнул головой, сказав: — Он здоров.

И — что его дёрнуло — протянул руку погладить по голове молчаливого пёсика, а тот, не поняв намерения Абрама Евгеньевича, хватил зубами его пухлый, дурно пахнущий палец. На истошный вопль Грюнберга, накинув халат, выскочил Евгений Иванович, а из кухни появилась, вытирая руки о фартук, напуганная Маруся. Но всё обошлось. Укус оказался небольшим, и Евгению Ивановичу стоило немалого труда удержаться от смеха, глядя, как, плаксиво вытянув губы, Абрам Евгеньевич терзался, пока Аннушка мазала йодом и бинтовала пострадавший палец. «Что это он? —