В объятиях наследницы - Мэгги Робинсон

– Благодарю вас, доктор Фентресс. Если… то есть, когда он очнется, я пришлю за вами.

– Похоже, у вас нет недостатка в помощниках. Меняйтесь в течение ночи. Вам тоже нужно отдохнуть, – сказал доктор, похлопав Луизу по плечу. – Я оставлю сумку с инструментами здесь, на тот случай, если понадобятся. Но не пытайтесь лечить его сами, разве что смените повязку, если придется. Он может метаться во сне, и повязка спадет.

Луиза кивнула. Как только доктор вышел, все трое довольно беспомощно встали возле постели Чарлза.

– Кэтлин, почему бы вам с Робертсоном не пойти вниз, в людскую, и не поужинать? Первую смену я беру на себя.

– Если вы уверены, что справитесь сами. Принести вам чаю, когда я пойду наверх?

– Только если ты уверена, что чай не отравили. Наверное, я говорю глупости. Наверное, грибы – это несчастный случай. Но блохи не сами нашли дорогу в ящик с бельем. И я ни за что не поверю, что в саду был браконьер. – Луиза села на стул, стоящий возле самой постели Чарлза, и погладила его по щеке. – Ах, если бы я хоть чуть-чуть его любила, я бы отослала его прочь.

– Он бы не уехал, мисс.

Луиза удивленно воззрилась на Робертсона.

– Откуда вы знаете?

– Сегодня утром, перед тем как ехать в церковь, он пришел ко мне поговорить. Я сказал, что буду сидеть смирно, если он хочет врезать мне в отместку за ту ночь. Он – отличный парень, мисс. Он сказал, что вы пережили не самые веселые времена, хотя у вас мешки денег. Что Кэтлин была права, когда тревожилась из-за вас. Мы болтали о том о сем, как мужчина с мужчиной. По моему мнению, он жутко вами дорожит. Я-то понимаю чувства капитана – я точно так же переживаю из-за Кэтлин.

– Тише, Робби.

– Правда. И я говорю об этом с гордостью. Как только все уляжется, мы бы хотели пожениться, мисс Луиза. Знаю, сейчас не лучшее время ставить вопрос, ведь вы так тревожитесь за капитана и все такое. Но все наладится – подождите и увидите сами.

– Надеюсь, вы правы. – Интересно, подумала Луиза, неужели она сама выглядит так же глупо, как сейчас Кэтлин, когда улыбается своему любовнику? Наверное. Любовь лишает человека разума и гордости.

– О-о! – Робертсон хлопнул себя по лбу. – Я хотел вернуть его капитану. Вдруг он вам сегодня понадобится? – С глуповатым видом шофер сунул руку в карман и вытащил пропавший пистолет Чарлза. – Простите, – добавил он.

– Знаю, это все из-за Кэтлин, – ответила Луиза, сунув револьвер в ящик комода. – Идите же, вы оба. И не торопитесь возвращаться. Сегодня мне вряд ли удастся сомкнуть глаз.

Правда заключалась в том, что ей хотелось остаться наедине с Чарлзом. Стиснув кулаки, она изо всех сил зажмурилась, как частенько делала, когда была маленькой, представляя – вот он вскакивает с постели и широкими шагами идет к окну, чтобы взглянуть на волны в белых барашках. Он пригласил бы ее прогуляться по берегу прямо в ночной сорочке. В своих мечтах Луиза торопливо заменила декабрь на середину лета, когда ветерок с моря был приятным, а песок под ногами, нагретый за день солнцем, еще хранил тепло. Некоторое время они бы шли, и морская вода окатывала бы их босые ноги. Чарлз взглянул бы на нее – при свете полной луны она бы ясно читала все желания на его лице – и стянул бы через голову ее ночное одеяние. Склонил бы голову, обхватывая губами ее напряженный сосок. У нее подогнулись бы колени, и он подхватил бы ее, держал бы крепко, лаская чувствительную плоть пальцами, зубами и языком – до тех пор, пока из ее головы не улетучились бы все мало-мальски связные мысли. Его рута нашла бы ее жаждущее средоточие, подготавливая к тому, что неминуемо произойдет. К тому, чего она так ждала – и под ее веками заплясали бы звезды, прежде чем он обрушился бы в нее…

Эта картина так живо представилась Луизе, что ее пульс участился, и дыхание сбилось. Она умоляла: «Проснись! Проснись! Проснись! Сделай так, чтобы этот полусон стал явью. Пожалуйста, Чарлз!»

Вдруг он беспокойно зашевелился и начал биться о постель, как будто защищаясь от нападения.

– Нет, черт возьми, нет!

Затем последовал нечеловеческий вопль, и Чарлз – ее сильный, надежный Чарлз – зарыдал так, будто сердце его было разбито.

– Чарлз! Вам снится плохой сон! Проснитесь, любовь моя. – Луиза попыталась его обнять, но он, весь во власти кошмара, оттолкнул ее руку.

Прошла долгая минута, прежде чем он пришел в себя и сел на постели. Его лицо исказило страдание.

– Господи. – Он едва дышал, и Луиза испугалась, что он снова лишится чувств. Она сжала его руку, которая была тяжелой и неподвижной, как мертвая.

– Что такое? Что случилось?

Прошла долгая минута.

– Не знаю. Ничего. Все. Я сделал вам больно? – Чарлз отнял у нее руку.

– Нет, конечно, нет. Вы никогда не делали мне больно, – сказала Луиза, расправляя одеяло у него на груди. По крайней мере, нарочно – никогда. Это Луиза знала точно.

– В самом деле? Вы и не догадываетесь, на что я способен. – Чарлз склонил голову набок, затем покачал головой, болезненно морщась. – Что со мной приключилось?

– Кто-то в нас выстрелил. Или в Ягненочка, как хотите! Статуя разлетелась на куски, и один из них угодил прямо в вас.

Он ощупал повязку, которая частично закрывала больной глаз.

– Придвиньте лампу поближе.

Луиза выполнила его просьбу, хотя знала, что яркий свет причиняет ему неудобство, если на нем нет наглазной повязки.

– Могу принести вам повязку. Не ту, которая была на вас – кажется, она порвана и испачкана кровью. – Слишком мягко сказано, но Луиза боялась встревожить Чарлза. – У вас рана над глазом, но доктор Фентресс очень аккуратно зашил ее. Вы будете такой же красивый, как и раньше.

– Луиза, мне плевать, как я выгляжу. На один миг мне показалось, что я снова вижу, но теперь все стало как раньше. Может быть, даже хуже. Я… Я думаю, что в итоге нам не следует жениться.

Глава 36

Армейские врачи твердили, что в один прекрасный день его состояние улучшится, но не может же он все время жить надеждой. «Один прекрасный день» не наступит никогда. Он может жить, потеряв зрение. Но жить мечтами – это не для него.

Когда Чарлз очнулся от кошмара и открыл глаза, его зрение было острым, как прежде. Превосходным. Но потом…

Может быть, он выдавал желаемое за действительное. Старое воспоминание из прежней жизни, когда мир был полон живых красок вместо унылых оттенков серого.

Но его сон перед тем, как очнуться… Скажем так – возможно, ему никогда больше не захочется погрузиться в сон.

Мертвая Луиза под ним. В его руках. Как Мария.

Ночью он мог бы сделать, что угодно. И даже не узнать об этом. Разве может он подвергать такой опасности ту, кого любит? Такой, как он есть?