Любить Пабло, ненавидеть Эскобара - Вирхиния Вальехо

В следующее воскресенье, спускаясь по веревочной лестнице со второго этажа, где расположены наша спальня и терраса, чтобы узнать, чья это огромная яхта стоит напротив дома, я неожиданно сталкиваюсь с Фабито Очоа, братом Хорхе, компаньона Пабло, и его женой. Они восхищенно рассматривают маленький аквариум в столовой, пока Рафа рассказывает детям о беременных самцах морских коньков и «монстрике», моем домашнем животном неопределенного вида. Понимаю, для семьи «королей наркоторговли» из Антиокьи Рафа сделал исключение, потому что истинное призвание Очоа – любовь к животным и разведение прекраснейших пород лошадей и быков. Другая деятельность – просто… очень прибыльное хобби.

Практически все приезжие посещают «Аквариум». Те немногие, кто не знаком с Рафой Виейра, обычно знают меня, а это влечет за собой более активную общественную жизнь, чем мы могли себе представить. Как-то в воскресенье, пока мы обедаем с Орнеллой Мути[218] и Паскуалино Де Сантисом[219], которые снимают в Картахене фильм по мотивам книги Гарсия Маркеса «Хроника объявленной смерти», главный художник картины все время смотрит на меня, утверждая, что я «на самом деле кинодива». Он не может поверить в мой уход с телеэкрана. Знаю, и другие интересуются моим исчезновением с телевидения и из журналистики, но только нам с Пабло известны истинные на то причины. В любом случае, я несколько дней хожу, осчастливленная словами легенды итальянского кино, и еще больше радуюсь, когда на следующей неделе мне удается повторить подвиг в двенадцать морских миль.

Мы с Рафой часто ездим на соседние острова на праздники, чаще всего на те, что устраивает Херман Леонгомес, сестра которого замужем за адмиралом Писарро. Их сын, Карлос Писарро Леонгомес[220], после смерти Ивана Марино Оспины и Альваро Фаяда стал новым командующим «M-19». Писарро всем известен как «командир-папочка». Он – единственный партизанский предводитель в истории, выглядящий на фото как Че Гевара, а не как беглец из главной тюрьмы Боготы. В ходе жизненных перипетий его богатый дядя Херман, который, как мне известно, был претендентом на руку вдовы Расмуссен (гораздо богаче его), вскоре станет ухажером единственной колумбийской женщины-конгрессмена, Ингрид Бетанкур[221], которая могла бы построить политическую карьеру во Франции.

Спустя пару месяцев я возвращаюсь в Боготу, чтобы узнать, сделают ли мне операцию на глаза. На две недели придется отказаться от линз, поэтому я решила провести это время в своей столичной квартире, а не на острове, где может случиться все, что угодно, вплоть до печального конца в плавниках «Панчо Вильи III». Несмотря на то что мой телефон сейчас знают только двадцать человек, а остальные считают, что я живу в Картахене, на автоответчике – сотни сообщений. Как всегда, начиная со звонков Дэвида Меткалфа и Армандо де Армаса, заканчивая дюжиной тех, кто угрожает изнасилованием и пытками, а потом вешает трубку, не представившись. Через пару дней после моего прибытия звонит Пабло:

– Наконец-то ты вернулась! Уже устала от жизни с Тарзаном?

– Нет, я не устала от Рафаэля. Приехала узнать, могут ли мне сделать операцию на глаза, до того как я окончательно ослепну. А ты уже устал от повседневных забот?

– Нет-нет, любимая, я каждый день все больше наслаждаюсь, делая пакости! Ну, что же ты весь день делаешь на этом острове, помимо того, чтобы плавать и загорать? Ты работала над моим сценарием или романом?

– Роман у меня не выходит… Каждый раз заканчивая главу, я ужасаюсь, представляя, что кто-то может это прочесть, и рву ее. Думаю, ты – единственный человек, которому мне не стыдно показать написанное…

– Ой, мне так хочется послушать! Это настоящая честь для меня, родная! Я буду звонить тебе каждые три минуты с разных телефонов, ок? Прием!

Позвонив больше двенадцати раз подряд, Пабло говорит, что хочет предложить мне заняться лучшим бизнесом в мире – уникальная возможность, которую мы можем обсудить только с ним. Это совершенно секретно, и он пока не может разглашать подробности. Чтобы ни о чем не беспокоиться, он хочет раз и навсегда гарантировать мне стабильное будущее. Пабло очень печалят мои заявления о том, что моя карьера улетела в трубу по его вине. Я благодарю за предложение и отвечаю, что на самом деле не стремлюсь разбогатеть. На следующий день он снова звонит, настаивая на возмещении всех моих убытков, и просит представить, что будет со мной, если по какой-либо причине я завтра расстанусь с Рафаэлем, и никто не захочет нанять меня на работу, и, боже упаси, – врачи не смогут спасти мое зрение.

– Понимаешь, если бы ты согласилась на предложение канала в Майами, то не была бы сейчас так счастлива. Представь, если учесть еще и то, что я хочу тебе предложить, ты бы уже вытащила кинжал, который вонзили тебе в спину, и обеспечила себе будущее! Сейчас или никогда, любовь моя, потому что на следующей неделе… я могу быть уже мертв! Пообещай: перед тем как вернуться в Картахену, ты заедешь сюда. Не заставляй меня страдать, ради твоего же блага… и твоих детей… Ты, кажется, упомянула, что хочешь иметь детей… Не так ли?

– Не знаю… Ты собрался открыть телеканал и хочешь, чтобы я на нем работала, да?!

– Нет-нет-нет! Еще лучше! Но я пока не могу раскрыть секрет.

– Хорошо, я приеду. Но если дело того не стоит, я никогда в жизни больше не скажу тебе ни слова и прекращу писать твою биографию. Пусть ненасытные журналисты напишут свою историю, заявляя, что ты настоящий психопат, да еще и с жирафами.

– Так их, любовь моя! Напиши, что ты, лучше чем кто-либо, знаешь, что я – безжалостный психопат, чтобы они уважали меня и еще больше боялись!

* * *

Врачи сообщают, что не могут меня оперировать, а мое состояние не настолько тяжелое. Думаю, уже бесполезно продолжать носить линзы. Жду не дождусь, когда снова обниму Рафу, который ежедневно звонит, чтобы сказать, как он по мне соскучился. По дороге в Картахену я на несколько часов задержалась в Медельине, исполняя данное Пабло обещание. Он послал надежного человека, который детально спланировал нашу встречу. Когда я уже в квартире, Эскобар звонит, предупреждая, что задерживается, и просит подождать пару часов. Когда два часа плавно переходят в четыре, я понимаю: он вынуждает меня остаться в Медельине на ночь. Приехав, Пабло извиняется, объясняя: каждый раз при встрече со мной он должен полностью убедиться, что все в порядке. Оказывается, в связи с анонимными материалами ему пришлось снова прослушивать мой публичный телефон, но он мог рассказать мне об этом только лично. Эскобар оправдывается, уверяя: в случае похищения идентификация угрожающих голосов позволит вычислить, где меня держат, и спасти. Я, в свою очередь, осведомляюсь, до каких пор Пабло Эскобар будет продолжать следить за мной. Надеюсь, дело, которое он хочет мне предложить, – на самом деле что-то стоящее, и я смогу привести в порядок свою новую жизнь, в один прекрасный день сообщив, что я обручена с Рафой и мы не можем больше видеться.