Любить Пабло, ненавидеть Эскобара - Вирхиния Вальехо

Рафаэль Виейра Оп Ден-Бош – сын одного из белых колонистов островного парка Росарио и матери с карибско-голландскими корнями. Ему тридцать четыре года. Хотя у него нет зоопарка, он эколог, уважаемый туристами, соседями и даже самим директором парка, на территории которого они с семьей построили прибыльное предприятие: «островной Аквариум». Рафа, как его все называют, не богат, но за день ему удается продать восемьсот обедов. Он не низенький, страшненький и плотненький, а очень высокий, красивый и атлетичный. У него нет глиссера – только огромная, старая лодка для ловли рыбы. Рафа коллекционирует не жирафов и слонов, а барракуд и дельфинов. Единственное, что его объединяет с Пабло Эскобаром, – Панчо Вилья. Пока Пабло убивает людей и на фото в шляпе и костюме наездника «чарро»[214] выглядит, как воплощение мексиканского бандита, Рафа, без шляпы, в своих неизменных маленьких плавках, похож на загорелую копию Криса Кристоферсона[215]. Он поймал свирепую лимонную акулу и назвал ее «Панчо Вилья».

Уже много месяцев мне грустно, я чувствую себя ужасно одинокой. Возможно, поэтому мне было совсем не сложно с первого взгляда влюблиться в такого красавца, как Рафаэль Виейра. А поскольку его вроде как сразу покорили мои улыбка и бюст, и он прозвал меня «кошечка», мы с первого дня начали жить вместе. С его рыбами, ракообразными, дельфинами, акулами и делом всей его жизни – сохранением морской фауны страны и национального парка. Все дело в том, что одна из древних традиций здешних мест – рыбная ловля с динамитом: так быстрее и прибыльнее. Единственно важная вещь для рыбаков – ром и сегодняшний день, а не будущее и дети.

На Сан-Мартин де Пахаралес, самом маленьком острове Виейры, нет ни пляжей, ни пальм, а пресная вода – настоящая роскошь. Кроме того, там живут полторы дюжины афроколумбийских рабочих, потомки первых островных поселенцев, и мать Рафаэля. Его отец с мачехой проживают в Майами, а братья в Боготе. На острове дюжина маленьких домиков, и наша дверь никогда не заперта. Рафа весь день работает над расширением своего аквариума, а я плаваю, ныряю и изучаю названия видов животных Карибского моря на латинском, английском и испанском языках. В лучших традициях Кусто, я стала настоящим экспертом в этологии[216] ракообразных и, отдавая должное Дарвину, узнала, почему у акул совершенное строение и триста миллионов лет эволюции, а у людей только пять и куча недоработок типа близорукости. Знаю: все из-за того, что люди произошли от обезьян, которые потратили миллионы лет, чтобы научиться ходить на двух лапах, и еще больше на то, чтобы стать охотниками, а не от морских обитателей, более любознательных, свободных и рискованных.

Рафа учит меня ловить рыбу, нырять с аквалангом и не бояться скатов и барракуд, которые иногда с нами играют, плавая поблизости. Он хочет, чтобы я изучила самого хищного и кровожадного обитетеля планеты, убеждая меня, что в море животные не нападают, если только кто-то случайно на них не наступит или не заденет гарпуном, но я отказываюсь учиться правильно им пользоваться, потому что мне не нравится убивать или наносить вред живым существам. Я предпочитаю обо всех заботиться. С каждым днем погружаюсь все дальше, без помощи дыхательной трубки, и мой объем легких увеличивается. Поскольку я плаваю по шесть или семь часов ежедневно, на большие дистанции, то стала спортсменкой и выгляжу на несколько лет моложе. В конце рабочего дня мы с Рафой всегда что-нибудь пьем на маленьком пирсе, который он построил собственноручно (как и почти все на острове), любуясь, как раскаленное солнце заходит за горизонт. Мы говорим на темы, связанные с окружающей средой, обсуждаем его путешествия по Африке, животных и эволюцию. Рафу, как и Пабло, не особо увлекают книги, скорее – истории. По ночам я читаю ему Хемингуэя. Моя жизнь сейчас невероятно проста. Мы так счастливы, что думаем однажды пожениться и даже завести детей.

Каждые шесть недель я езжу в Боготу. Теперь она кажется мне негостеприимным и странным городом. Здесь всегда нужно ходить, вооружившись защитными женскими аксессуарами: длинными накрашенными ногтями, как у ведьмы, с ярким макияжем и прической, в костюме, пошитом на заказ, шелковой блузке, длинных чулках и в туфлях на шпильке-стилете. А также жить, соответствуя куче злобных людей-космополитов, которые постоянно сплетничают об изменах и заговорах, смотря на меня с глубоким сочувствием и одновременно огромной завистью, поскольку я оставила свою карьеру, путешествия и общественную жизнь, чтобы уехать на «микроскопический остров, влюбившись в пляжного мальчика с репутацией красавца-голодранца». Я заезжаю в свою квартиру, оплачиваю счета и быстро возвращаюсь к жизни на море, в любящие объятия Рафы. Однажды утром, в один из визитов в Боготу в середине 1986 года, проверяя почту, я обнаружила конверт из плотной оберточной бумаги. В нем, кажется, лежит журнал.

Абсолютно ничто в мире не могло предсказать, что в нем. Фотографии шестнадцати разорванных на части трупов возвращают меня в реальность континентальной Колумбии; текст-анонимка – к человеку, с которым я перестала видеться, которого уже давно не люблю, воспоминание о котором уже не оставляет горько-сладкий привкус запретного плода. Это обычный сборник мемуаров, все более смутных, наполненных неопределенностью и агонией, таких ценных и одновременно бесполезных. Очевидно, кто-то рассказал о нашей встрече с «M-19» агенту спецслужб или военной разведки, тому, кто, замешан в страшных пытках. Обвиняя Пабло и Гонсало в ужаснейших преступлениях, которые я только могу вообразить, аноним клянется заставить меня заплатить за них каждой капелькой крови и каждым миллиметром кожи. Проплакав пару часов, молясь душам жертв, чтобы они просветили меня, что делать дальше, я решила сделать два звонка. Первый – моей знакомой, чтобы сказать, что я передумала насчет бриллианта в 72 карата, о котором она мне говорила. Хочу показать его коллекционеру (владелец просит за него миллион долларов и предлагает мне сто тысяч комиссии с продажи). И второй – своей подруге Сьюзаните, продавщице недвижимости, чтобы попросить ее выставить мою квартиру на продажу. Потом, вместо того, чтобы отправиться в Картахену, я первым самолетом вылетаю в Медельин.

Густаво Гавирия, как всегда добродушный и искренний, сразу принимает меня. Пока мы обсуждаем его бизнес, мои расторгнутые контракты и ситуацию в стране, в глубине его взгляда я замечаю зачатки глубокого разочарования в жизни. Поговорив пару минут, я показываю ему бриллиант, который, как мне сказали, принадлежал европейскому королевскому дворцу. Взяв лупу ювелира, которая позволяет ему разглядеть мельчайший уголек в относительно идеальном камне, Густаво начинает изучать хрустальное яйцо, что я принесла. Размером оно похоже на перепелиное:

– Это действительно один из самых больших камней, которые я видел в своей жизни, закрывает целую фалангу… Да, он точно королевский… Судя по цене, он явно краденый… Не совсем прозрачный, не желтоватый, не белый, не песочный… Он не особо дорогой, но цвет мне не нравится… и в нем есть угольки…