Эта ласковая земля - Уильям Крюгер

– Просто ждал здесь?

Альберт сказал:

– Он прочитал обо мне и змеином укусе, и ему все равно некуда податься. На самом деле его больше волновал Моз.

– Почему Моз?

– Думаю, потому что Моз сиу, как он.

– Нам показалось, что вчера ночью мы слышали, как ты играешь на гармонике, – сказала Эмми. – Но было темно, и Форрест сказал, что надо подождать утра и он пойдет искать тебя. Так нас не поймают. Он хороший, Оди.

– Что с тобой случилось, Оди? – спросил Альберт.

Я рассказал им все, за исключением нас с Мэйбет и поцелуев. Это драгоценное воспоминание принадлежало только мне. После этого день тянулся мучительно медленно, в основном потому, что теперь, когда я был в безопасности, я не мог думать ни о чем другом, кроме Мэйбет и Шофилдов, и беспокоился за них. Наконец я больше не смог этого выносить.

– Я должен вернуться, – сказал я Альберту. – Должен убедиться, что с Шофилдами все хорошо.

– Нам нельзя разделяться.

– Альберт, я вернусь, клянусь тебе.

– Нет.

Он попытался использовать властный голос, который всегда применял, но старый Альберт с железной волей до сих пор не вернулся.

– Я иду.

Я встал.

Альберт тоже встал, но медленно.

– Нет, не идешь.

– Не ссорьтесь, – сказала Эмми. – Альберт, если он должен идти, пусть идет. Это не как в прошлый раз, когда он сбежал в гневе. Это важно.

Альберт выглядел слишком уставшим, чтобы спорить. Но сказал весьма грубо:

– Если не вернешься, мы не станем тебя искать.

– Я вернусь до темноты.

Я вернулся в Хоперсвилль и, идя по поселку, видел разрушения, которые оставили после себя полицейские. Навесы сбиты, картонные укрытия разорваны, жилища из тонкой фанеры разбиты в щепки. Гофрированный метал стянут с хижин, двери сорваны с самодельных петель. Я решил, что власти использовали обыск как предлог, чтобы подорвать дух жителей поселка и, возможно, разогнать этих нежелательных соседей. Типи Шофилдов развалили, и он лежал на земле, как что-то мертвое. Но вокруг маленькой стоянки собрались люди, я узнал их лица по предыдущей ночи, они деловито снимали брезент с длинных шестов, а Мамаша Бил командовала повторным возведением.

Ко мне подбежала Мэйбет и обняла с такой силой, как будто меня не было целую вечность.

– О Бак, я так боялась за тебя.

Я сделал шаг назад и осторожно приложил ладонь к ее боку, куда пришелся удар.

– С тобой все хорошо?

– Немножко больно, но мне плевать. Ты в безопасности. Это самое главное.

– Как твоя мама?

Миссис Шофилд сидела с близнецами около выпотрошенного грузовика. Она обнимала детей и говорила тихим, успокаивающим голосом.

– Она сказала, что эти дубинки не сильнее града в Канзасе. Она закаленная, моя мама.

Чего нельзя было сказать о ее отце, которого нигде не было видно. Я не стал спрашивать, решив, что прекрасно знаю, куда он делся. Рано или поздно он вернется из подпольного бара, и к тому времени вся тяжелая работа уже будет сделана.

Мамаша Бил улыбнулась мне, когда я принялся помогать ставить типи.

– Я все гадала, вернешься ли ты. Рада видеть, Бак.

Когда типи установили, Мамаша Бил сказала всем:

– Я готовлю рагу и булочки на ужин. Все приглашены.

– Я не могу остаться, – сказал я Мэйбет.

– Почему нет?

– Я нашел их. Свою семью. Я должен вернуться.

– Значит вы отправитесь дальше?

– Пока нет. Я не уеду, не попрощавшись, обещаю.

– Прощание. – Из ее уст это прозвучало как звон тихого, печального колокола. – Не люблю это слово.

Я тоже не любил и, проходя по длинным теням позднего вечера, старался не думать о моменте, когда придется его говорить.

Форрест вернулся в лагерь, но он пришел один.

– Где Моз? – спросил я.

– У вашего друга есть дело, – сказал Форрест.

– Он вернется?

– Возможно. Когда будет готов.

Он принес еду: хлеб с сыром, яблоки и большой кусок болонской колбасы, – и наполнил флягу.

– Где он взял еду? – тихо спросил я у Альберта.

– Я дал ему немного денег из тех, что нам положила сестра Ив.

Я уставился на брата широко распахнутыми глазами.

– Ты доверил ему наши деньги?

– У меня не было выбора, – сказал Альберт. – Ты ушел. Я не мог оставить Эмми одну. И он принес сдачу, до последнего цента.

Что-то происходило с нами. Когда мы начинали наше путешествие, Альберт был недоверчивым до крайности, он скорее стал бы королем Англии, чем поверил едва знакомому человеку. Моз, самый надежный человек на свете, отвернулся от нас. Что до меня, то я влюбился по уши. Мы всего месяц плывем по рекам и уже побывали в таких местах, которые я даже не мог представить в Линкольнской школе-интернате для индейцев.

На следующий день Моз не вернулся. Альберт, Эмми и я волновались, но Форрест заверил нас, что с ним все хорошо. Я не был так уверен. Даже если ему не грозила никакая опасность, я никогда не видел его в таком мрачном расположении духа. Поздним утром я вернулся на стоянку Шофилдов в поисках Мэйбет. Ее мать развешивала мокрое белье и сказала, что Мэйбет нет, но она скоро подойдет. Близнецы играли возле большой реки, а мистера Шофилда не было видно, но я догадывался, куда он ушел. Мамаша Бил пригласила меня посидеть с ней, пока она курила свою трубку из кукурузного початка.

– Ты как в воду опущенный, Бак, – заметила она. – Обычно влюбленные молодые люди выглядят не так.

– Я не влюблен.

Она улыбнулась, не выпуская трубку изо рта.

– Как скажешь. Так какая муха тебя укусила?

Я рассказал ей про Моза, хотя и не всю нашу неприглядную историю.

– Я долго жила среди сиу, – сказала Мамаша Бил. – На их долю выпали тяжкие испытания, но они хорошие, добрые и сильные. Особенно это выражается в том, как они придерживаются старых обычаев.

Она затянулась трубкой и ненадолго задумалась.

– Раньше, когда мальчику сиу исполнялось одиннадцать или двенадцать лет, он уходил один в поисках видения. Они называют это «анблечеяпи[39]», что значит, насколько я помню, мольба о видéнии. Это способ единения с духом Создателя, которого они называют Вакан-Танка. Когда я была маленькой девочкой, а трава в прерии была выше человеческого роста, я, бывало, уходила и сидела в ней, так что не видела ничего, кроме голубого неба над головой. Я закрывала глаза и пыталась почувствовать Вакан-Танка и ждала, когда придет видение.