Эта ласковая земля - Уильям Крюгер

– Не как моя, – сказал я. – Волшебная гармоника.

– Когда ты играешь, Оди, это как магия.

– Тихо, – сказал я. – Дай мне закончить историю. Он достал свою гармонику, желая принести в это мрачное место песню надежды. Когда он заиграл, к нему присоединился прекрасный голос из самой высокой башни замка. Он звучал также чарующе, как гармоника проказника. И он пошел на звук по длинной винтовой лестнице и наконец нашел комнату, в которой жила самая красивая принцесса, какую только можно представить.

– Как ее звали?

– Мэйбет Шофилд.

– Мэйбет Шофилд? Принцесс так не зовут. Это должно быть что-нибудь вроде… вроде Эсмеральда. Вот имя для принцессы.

– Кто рассказывает историю?

– Хорошо. Мэйбет Шофилд.

Но Эмми скорчила такую рожицу, как будто попробовала печенку.

– Он спросил у принцессы, что случилось, и она рассказала ему про заклятие, которое Черная ведьма наложила на людей. Так же, как она поедала детские сердца, Черная Ведьма забрала души жителей замка, чтобы питаться ими. «Кроме твоей?» – спросил он. «Мою она оставила, чтобы мучать меня. Мне больно смотреть, как мой народ худеет и теряет силы, – сказала она проказнику. – Но когда я услышала твою музыку, мне захотелось петь. Когда я выглянула в окно, то увидела, как люди меняются. Я увидела, как на их лица вернулась жизнь. Я снова увидела в их глазах огонь. Думаю, если ты продолжишь играть, а я продолжу петь, мы можем их спасти». Так они и сделали. Он играл на своей волшебной гармонике, а она пела своим прекрасным голосом, в котором слышалась глубокая любовь к народу, и постепенно все в замке, все, кто потерял душу, очнулись. В них зародились новые души, и они снова стали целыми и счастливыми.

– Проказник женился на принцессе? И жили они долго и счастливо? А что другие Скитальцы?

Я не успел ответить на ее вопросы, потому что в лагерь вернулся Альберт. Его руки были черными от масла и смазки.

– Ты починил грузовик? – спросил я.

– Да, но какой толк от грузовика с пустым баком? Они все равно никуда не уедут.

Он достал из наволочки кусок мыла и спустился к реке. Пока он умывался, вернулся Форрест, но без Моза.

– Где он? – спросила Эмми.

– Я знаю не больше твоего, – сказал индеец, беспечно пожав плечами.

– Вы не знаете?

– Если мужчине надо побыть одному, он сам находит лучшее место для этого. Я не видел его со вчерашнего дня.

– Вам плевать, – сказал я.

– Я просто не дергаюсь зря, – ответил он. Потом слегка улыбнулся. – Ты тоже уходил, Бак. Но вот ты здесь. Верь в своего друга.

Мы поужинали холодной едой и улеглись, не разжигая костра. Июль только начался, и ночь выдалась жаркая. Я лежал на одеяле и не мог уснуть. Я думал о Мозе, который казался потерянным для нас во всех смыслах. Думал о Мэйбет и ее семье. И гадал, чем могла закончиться история принцессы и проказника.

Ночью я встал, взял фонарик и остаток денег, которые дала нам сестра Ив, и покинул лагерь, пока остальные спали.

Угли в костре Шофилдов еще светились красным. Хотя я думал, что все будут спать, возле догорающего костра сгорбился мистер Шофилд. Выглядел он как человек, потерявший душу.

– Привет, Бак.

– Добрый вечер, мистер Шофилд. Мэйбет здесь?

– Уже легла спать. Думаю, видит десятый сон.

У меня не было никакого плана, но из всех, с кем я мог столкнуться, мистер Шофилд был последним, с кем я хотел бы говорить, так что я смущенно топтался на месте. Он смотрел на меня, наверное ждал, когда я уйду. Или найду убедительную причину остаться.

– Садись, Бак, – наконец сказал он.

Он бросил на угли пару палок, и пламя моментально разгорелось. Тепло от огня само по себе заманчиво, а в сочетании с печальным, но искренним приглашением мистера Шофилда отказаться было невозможно. Я сел на один из перевернутых ящиков.

– Не спится? – спросил он.

– Да, сэр.

– Мне тоже. Хочу поблагодарить тебя за то, что прислал своего брата починить мой грузовик. Он у тебя волшебник.

– Самый умный парень, что я знаю.

– Куда вы направляетесь?

– В Сент-Луис.

– Что в Сент-Луисе?

– Тетка.

– Родня? Это важно. – Он взглянул на типи. – Самая важная вещь в мире. Поверь мне, Бак, если у тебя есть семья, ты можешь потерять все и все равно считать себя богатым человеком.

Мы немного посидели в тишине. Мне в ней было неуютно, но, похоже, мистера Шофилда она не беспокоила. Он просто смотрел в огонь, погрузившись в свои мысли.

– Они считают, это из-за выпивки, – вдруг сказал он. – Но это не так.

– О чем вы?

– Почему мы потеряли ферму. Это не из-за выпивки. Ты когда-нибудь жил на ферме, Бак?

– Нет, сэр.

– Это тяжелейшая жизнь. От тебя ничего не зависит. Ты не контролируешь дождь или снег, жару или холод, саранчу или засуху, корневую гниль, головню или ржу. Ты молишься Богу о необходимом: о дожде – во время засухи, о голубом небе – когда поля заливает. Молишься, чтобы морозы не ударили поздней весной или слишком рано осенью. Молишься, чтобы град не побил всю молодую кукурузу. Молишься, молишься, молишься. И когда твои молитвы остаются без ответа – а позволь тебе сказать, Бак, отвечают на них очень редко, – тебе не остаются ничего другого, кроме как кричать на Бога и, может, обратиться к выпивке за утешением.

– Бог Торнадо, – сказал я.

– Что это?

– Бог есть торнадо.

– Он такой.

– Так я когда-то считал.

– Так и есть, Бак. Клянусь, я не знаю другого Бога.

– Он дал вам Мэйбет. И миссис Шофилд. И Лестера с Лидией. И Мамашу Бил тоже, хотя она грубовата с вами. Вы только что сказали, что человек может потерять все и все равно считать себя богатым.

– И правда, сказал. – Он хохотнул. – А знаешь что еще? Есть ты и твой брат. Ты подарил нам немного солнечного света, и я хочу, чтобы ты знал, что я благодарен тебе за это. – Он хлопнул меня по спине, как настоящего товарища. – Хорошо, когда рядом есть еще один мужчина, чтобы поговорить, Бак. Это редкое удовольствие для меня. Я живу в курятнике.

Когда я оставлял остальных спящими на другом берегу реки, у меня не было четкого плана, что я буду делать, когда доберусь до лагеря Шофилдов. Я надеялся, что Мэйбет еще не будет спать, но теперь, сидя с ее отцом и разговаривая как мужчина с мужчиной, я принял решение.

– Мистер Шофилд, вы представляете, как довезти всех до Чикаго?

Он снова ссутулился.