Иллюзия - Джин Росс Юинг

Катрин вновь подняла руку и провела пальцем по его губам.

– Но ты не можешь отрицать страсти! В нашей власти все вернуть назад, любимый, а заодно и завладеть всем миром. Если я могу простить тебя, то почему этого не можешь сделать ты? – Ее ладонь скользнула ему на затылок.

Найджел мгновенно высвободился.

– О нет, милая. Времена изменились. Какую бы цену ты ни потребовала за поцелуй, на этот раз я не готов заплатить ее.

Ее щеки порозовели от ярости, губы приоткрылись в злобной усмешке.

– Тогда будь ты проклят!

Найджел вернулся к окну. Он не знал, насколько можно доверять своей интуиции, но был уверен, что изменить что-нибудь уже поздно. Он понял это сразу, увидев Лэнса и Катрин. Почему он не прозрел раньше? Он потерпел сокрушительное поражение! Произошло то единственное, чего он не допускал в своих рассуждениях: Катрин жива. Это объясняло все: провалы, нестыковки времени и места, сомнения в преданности соратников. Что он говорил Уиндхему? «Кому еще известны наши секреты в России и то, чем мы занимались во Франции? Мне хотелось бы думать, что какой-то незнакомец сумел проникнуть в нашу маленькую группу». Это не был незнакомец. Это была Катрин.

Одного взгляда из окна было достаточно, чтобы его предположения подтвердились. Он не мог бы убежать, даже если бы бросил на произвол судьбы Фрэнсис. Несколько вооруженных мужчин входили в дом. Он был безоружен, если не считать спрятанного в сапоге небольшого ножа. Его пистолеты и шпага были приторочены к седлу донского жеребца. И Фрэнсис – из-за него она подвергалась смертельной опасности.

– Значит, я не поеду к Веллингтону? – тихо спросил он. – Даже если я сломаю твою прелестную шейку, ценные сведения не покинут Парижа. Хотя теперь это уже не любовь втроем. Нас теперь четверо, включая Наполеона.

– Как ты догадался? – спросила Катрин.

Теперь ее пальцы сжимали пистолет. Твердой рукой она направила его прямо на Фрэнсис, единственного человека – Катрин это точно знала, – жизнью которого он не станет рисковать.

Он опустился на диван и раскинул руки на его спинке, стараясь продемонстрировать веселую беспечность.

– Потому что другого быть не может, моя дорогая. Все это время я позволял своему вниманию отвлекаться на факты и забыл о здравом смысле. Нас предавали в Москве. Нас предавали в Париже. Изменником мог быть любой из нас. Но никто не мог выдать тебя Фуше, кроме тебя самой. Это ты подбросила бумаги в комнаты Доннингтона? Свидетельства его и моего предательства, а также милые подробности твоей смерти? Поэтому бедняга Доннингтон должен был умереть? Ты с самого начала была двойным агентом?

Она рассмеялась, но не отвела взгляда от Фрэнсис. Пистолет в ее руке не дрогнул.

– Я работала только на Наполеона, Найджел. Великого человека, которого я повстречала когда-то в Париже и который после сожжения Москвы вновь стал моим любовником. Он гений нашего времени, человек, который принесет нам будущее.

Фрэнсис сидела не шевелясь, ее широко раскрытые голубые глаза не отрывались от лица Катрин. Она казалась абсолютно спокойной, но Найджел чувствовал ее страх. К чему бы это ни привело, но будь он проклят, если из-за своей глупости погубит эту храбрую душу!

– Император хороший любовник? – сухо спросил он. Катрин бросила на него кокетливый взгляд.

– Он лучше Уиндхема, но не так хорош, как ты. Уиндхем был моим агентом в Англии. Он отравил тебя.

Это было больно.

– Ты его тоже убила, Катрин?

– Он мертв, – пожала она плечами. – А для тебя у меня есть предложение.

– Значит, мне позволено выбирать?

Ее глаза были прикованы к Фрэнсис. Пистолет по-прежнему был направлен на соперницу.

– Мир перекраивается. Этот Веллингтон – кто он такой? Генерал сипаев! Его забудут. Его имя сотрется из памяти людей. А Наполеон Бонапарт возвышается, подобно колоссу, над всеми современниками.

Он откинул голову и заставил себя говорить непринужденно, словно угроза жизни Фрэнсис его нисколько не беспокоила.

– Если мне не изменяет память, оригинал на Родосе рухнул под собственной тяжестью. Не трать слов понапрасну, Катрин. В этом деле я не перейду на твою сторону.

На лестнице послышался шум.

– Я даю тебе неделю на размышление.

– Какое благородство! Ты не уничтожишь меня прямо здесь и сейчас?

Катрин опустила пистолет и направилась к двери.

– Твои мозги слишком ценны, чтобы ими разбрасываться. В этом все дело. Наполеон это знает. И Фуше это знает. Когда армия союзников будет разгромлена, а Британия уничтожена, ты поймешь, что нужно заботиться о себе, отбросив эту дурацкую преданность. Ты перейдешь на нашу сторону, Найджел, поскольку другой стороны просто не будет.

Найджел тщательно оценивал расстояние и время – сможет ли он выхватить нож, прежде чем Катрин успеет заметить? Фрэнсис может умереть первой!

Он пожал плечами.

– Значит, я не еду в Бельгию? Надеюсь, Лэнс позаботится о моем донском жеребце?

Дверь распахнулась.

– Почему я должен брать твою лошадь? – спросил Лэнс. – Потому что ты не простил Катрин? Ты не можешь проглотить свою проклятую гордость и признать, что любишь ее?

Рука Катрин крепко сжимала пистолет. Найджел мельком подумал о том, как мало известно Лэнсу.

– Нет, Лэнс, к сожалению, не могу. Лэнс шагнул к нему.

– Но почему? Почему?

Найджел смело встретил взгляд его голубых глаз.

– Хотя бы ради Англии. Катрин предавала нас, Лэнс, и в Москве, и в Париже. Ты слышал, как она призналась, что Наполеон был ее любовником. Все это ее рук дело. Она убила Доминика Уиндхема.

Лэнс резко отвернулся.

– Уиндхем! Он был предателем! Катрин лишь исполнила свой долг!

– Ах, Лэнс! Мне всегда претила твоя мораль, но я надеялся, что ты хотя бы уважаешь своих друзей. А как насчет хорошенькой мисс Марш? У тебя есть выбор: Катрин или все то, что ты когда-то любил. Что выберешь?

Лэнс прислонился головой к стене. Глаза его закрылись.

– Ты не понимаешь! Не обо мне речь. Ты единственный человек, кто может изменить ход истории. Тем не менее ты предал Катрин и свою страну. Ради чего? Ради страсти? Я могу это понять. Но она предлагает тебе искупление. Почему ты отвергаешь ее? Все дело во Фрэнсис? Страсть к ней сильнее? Ты любишь ее?

Фрэнсис неподвижно сидела в кресле – живая мишень. Катрин все еще сжимала в руке пистолет. Пальцы ее слегка ослабили хватку. Найджел вложил в свои слова все презрение, на какое только был способен:

– Боже милосердный! Какое мне дело, черт возьми, до них обеих? В темноте одну женщину не отличишь от другой.