Буря столетия - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обратив на нее внимания, он идет вниз по ступеням,пробивая путь в рыхлом снегу. Для тех, кто не волшебник, это трудная работа, ноон идет вперед. Он идет по следам Линожа, и камера следит за ним, глядя, какотпечатки становятся все легче и легче, все меньше связаны с землей, гдеобязаны жить смертные.
Мимо мемориального колокола, здесь еще один исчезающийотпечаток… и ничего. Поля девственного снега. Майк в рыданиях валится упоследнего следа. Возносит руки к пустому небу, к сияющей луне.
– Верни его, – тихо просит Майк. – Прошу тебя. Я сделаю все,что ты хочешь, если ты его вернешь. Все, что ты хочешь.
В дверях мэрии столпились островитяне и молча смотрят.Джонни и Санни, Ферд и Люсьен, Тавия и Делла, Хэтч и Мелинда.
– Верни его! – слышен молящий голос Майка. Лица островитянне меняются. В них, быть может, есть сочувствие, но нет милосердия. Здесь,сейчас – нет. Что сделано, то сделано.
Майк на снежном поле. Он копошится в снегу возле купола, гдевисит мемориальный колокол. Протягивает руки к луне и залитой светом воде впоследний раз, но без надежды.
– Прошу тебя, верни его, – шепчет он.
Камера начинает уходить в сторону и вверх. Понемногу Майкстановится меньше и меньше, и вот он уже черная точка на белой снежной равнине.За ней – материк, рухнувший маяк, волны пролива.
Затемнение.
И последний, еле слышный шепот мольбы:
– Я люблю его. Смилуйся!
Конец акта шестого.
Небо ярко-голубое, и пролив тоже. Флегматично пыхтят рыбачьилодки, проносятся спортивные катера, оставляя кильватерный след и таща водныхлыжников. Парят и кричат в вышине чайки.
Прибрежный город утром. Титр: МАЧИАС, ЛЕТО 1989
Небольшой дощатый дом на Мэйн-стрит. Табличка:
ЮРИДИЧЕСКИЕ УСЛУГИ.
Пониже еще одна:
ЕСЛИ РЕШЕНИЕ ЕСТЬ,
МЫ ВМЕСТЕ ЕГО НАЙДЕМ.
Камера наплывает на окно. В доме сидит женщина, глядянаружу. Глаза красные, щеки мокры от слез. Волосы у нее седые, и сначала мыпросто не узнали Молли Андерсон. Она постарела на двадцать лет.
Сидит она на кресле-качалке, глядя на летний пейзаж, ибеззвучно плачет. Напротив нее адвокат – профессионального вида женщина всветлой летней юбке и шелковой блузке. Хорошо причесана, хорошо накручена, исмотрит на Молли с тем сочувствием, которое проявляют хорошие психологи – частопомогает, но пугает своей отстраненностью.
Молчание длится. Адвокат ждет, пока заговорит Молли, ноМолли только сидит в качалке и глядит плачущими глазами на лето за окном.
– Вы с Майком не спите вместе, – говорит наконец адвокат, –вот уже… как давно?
– Пять месяцев, – отвечает Молли, все так же глядя в окно. –Приблизительно. Если нужно, я могу сказать точно. Последний раз был в ночьперед большой бурей. Бурей столетия.
– Когда вы потеряли сына.
– Верно. Когда я потеряла сына.
– И в этой потере Майк обвиняет тебя.
– Я думаю, он собирается от меня уйти.
– И ты этого очень боишься, не так ли?
– Я думаю, он исчерпал все свои средства остаться. Тыпонимаешь, что я хочу сказать?
– Расскажи мне еще раз, что случилось с Ральфи.
– Зачем? Какая в этом польза? Господа Бога ради, кому отэтого будет лучше? Его больше нет!
Адвокат ничего на это не отвечает. Молли вздыхает и сдается.
– Это было на второй день. Мы все были в мэрии – там всесобрались укрыться от бури. Знаешь… очень она была сильная.
– Я была здесь, – отвечает адвокат. – Я ее пережила.
– Да, Лиза, ты была – здесь. На материке. На острове этодело другое. – Она замолкает на миг. – На острове все по-другому. – Еще однапауза. – В общем, Джонни Гарриман влетел во время завтрака и сказал, что маякпадает. Все, конечно, захотели посмотреть, и Майк…
Дом Андерсонов летним утром. Перед домом стоит небольшаябелая машина с открытым багажником. В ней два или три чемодана. Открываетсядверь дома, и выходит Майк, неся еще два. Он закрывает дверь, спускается стеррасы и идет по дорожке. По всем движениям и жестам, по каждому взгляду переднами человек, который уезжает навсегда.
– Майк сказал нам, что сейчас белая мгла, – слышится закадром голос Молли, – и чтобы мы держались поближе к дому. Ральфи хотелпосмотреть… Пиппа и все дети тоже… и мы их с собой взяли. Прости нас Боже, мывзяли их с собой.
Майк останавливается возле таблички детского сада «МАЛЕНЬКИЙНАРОД». Она все еще висит на нижней ветви растущего во дворе клена, но какой-товид у нее сейчас пыльный. Забытый. Никому до нее нет дела. Майк срывает ее,смотрит, поворачивается и бросает ее на террасу в приступе ярости.
– Никому из нас не следовало выходить, – говорит голосМолли, – особенно детям. Мы недооценили бурю. Несколько человек заблудились ипропали. Один из них был Ральфи. Энджи Карвер нашла дорогу домой. Остальные всепогибли.
Майк провожает взглядом упавшую на террасу табличку,поворачивается и идет к машине. Когда он обходит ее, чтобы сесть за руль,вытаскивая из кармана ключи, раздается голос:
– Майк?
Это Хэтч.
Майк оборачивается. Хэтч, имеющий довольно странный вид в футболкеи шортах, идет туда, где он стоит. И видно, что ему очень хотелось бы оказатьсяв другом месте. Майк смотрит на него холодным взглядом.
– Если у тебя есть, что сказать, скажи. Паром уходит в11.10, и я не собираюсь на него опаздывать.
– Куда ты едешь? – спрашивает Хэтч. Молчание.
– Не надо, Майк. Не уезжай. Молчание.
– Тебе легче будет, если я скажу, что с февраля ни однойночи толком не спал? Нет ответа.
– Тебе легче будет, если я скажу, что… что мы, наверное,поступили не правильно?
– Хэтч, мне пора ехать.
– Робби велел тебе сказать, что пост констебля за тобой,стоит тебе только захотеть. Ты только скажи.
– Скажи ему, куда он может засунуть этот пост. Мне здесьделать нечего. Я пытался, сколько мог, и больше не могу.