Американская ржавчина - Филипп Майер

Работник в форменном комбинезоне проводил его долгим взглядом. Айзек развернулся и покатил в другой конец универмага, к парфюмерии, положил в тележку бритву, мыло в дорожной упаковке и крем для бритья. Пожалуй, еще дезодорант. На будущее. В следующей секции прихватил энергетических батончиков. Какие любит Ли. Малыш выражает высочайшее одобрение. Не бери больше, чем сможешь унести. Так, теперь спортивные товары – целая стена охотничьих ножей. Один отправляем в тележку. Четыре дюйма. Малышу известна истина: человек без ножа – не человек.

Вернувшись к одежде, он нашел пару штанов, удобную рубашку, носки, трусы, упаковку футболок. Пахнет свежим бельем. Дальше по пути выбрал самую толстую куртку, с тяжелой шерстяной подстежкой. Настоящий спальный мешок, одеяло, а не куртка. И флиску еще добавим. Малыш ценит качество. А теперь шапку и, может, еще одну. Буду спать как король, в двух шапках. Малыш, он смотрит в будущее. Он предусмотрительный. А вот и прилипала явилась.

Маленькая хрупкая старушка лет семидесяти, продавщица, подошла спросить, не желает ли он примерить что-нибудь.

– Нет, мэм, – вежливо ответил Айзек. – Я знаю свои размеры.

– Да, сэр. – Но не двинулась с места. Стоит тут и думает, что видит Малыша насквозь. Подозревает. Он ведь годится ей во внуки, но старухе и дела нет – лояльность компании прежде всего. Компания важнее человечности. Иди к кассе. Делай вид, что покупаешь все это.

Он встал в очередь в кассу, впереди какой-то мужик болтал по телефону. В магазине людно, думал он, а Малыш маленький и совсем не грозный. Он посылает в пространство положительные вибрации – сто десять фунтов чистой любви. Нет никаких оснований для подозрений. Масса других поводов для беспокойства.

Очередь медленно двигалась, и вскоре старушенция-продавщица утратила к нему интерес и занялась другими делами. Айзек вышел из очереди и покатил тележку к примерочным. Надеюсь, они открыты. Скорее внутрь.

Свалив все мелкие предметы в кучу на куртку, он потащил узел в примерочную, заперся, стянул с себя всю одежду. Начал натягивать новые штаны. Погоди, смени сначала белье. Чуть больше достоинства. Он разделся донага, встал перед зеркалом – хилый мальчишка, волосы грязные, на щеках недельная щетина. Типичный беженец. Еще чуть похудеть – и попутным ветром его унесет в Канзас.

Айзек переоделся в новое, потом натянул сверху всю старую одежду. Практически не изменился. Ну, может, кое-где топорщится. Нож за поясом, мыло и бритва в карманах штанов, батончики в куртке. Готов к бою. Красавчик Чарли. Повесь куртку на плечо, небрежно, как будто несешь свою вещь. Малыша можно притормозить, но так запросто его не остановишь. Иные, пожалуй, предпочли бы, чтобы он замерз, – их деньги, его жизнь. Но они не были на его месте, и он не держит на них зла. Истинно благородный Малыш.

Выйдя из примерочной, он стремительно осмотрелся и быстро направился к выходу, уже потея под двойным слоем одежды. Задача победить на их поле, равнодушно смотри в пол, не психуй. Длинная очередь людей, готовящихся потратить деньги. Выход справа. Тридцать секунд. О-оу. Это проблема. Пора набросить куртку.

– Сэр, – пронзительный женский голос сзади, – сэр, вы должны заплатить.

Не оборачивайся. Притворись, что не слышишь. Надевай куртку. У самых дверей он почувствовал, как адреналин бушует в крови, не останавливайся, ты уже почти справился. Сэр, неслось вслед, сэр, нам нужно поговорить, а потом кричали люди и что-то громко объявляли через громкоговоритель, внимание всем служащим, код семьдесят шесть.

Краем глаза он заметил, что к нему кто-то бежит, и тут рванулся сам. Между ним и выходом стоял только пожилой мужчина в синем жилете, охранник, взгляды встретились, Айзек мчался на него, не снижая скорости, и, не выдержав, старик отступил в сторону.

Он всем телом ударился в двери, споткнулся, но вот уже свободное пространство парковки, самый короткий путь – прямая. Погоня позади. Толкни тележку, задержи их. Нет, пустое. Он бежал к деревьям, окружавшим парковку. Мимо редких машин, мимо людей с тележками, слыша приближающийся топот за спиной. Мышцы горели, он не отводил взгляда от спасительной рощи. Доберись до первых деревьев, и ты в безопасности. Только доберись туда. Что-то ухватило его за куртку, чья-то рука, но тут бежавший сзади споткнулся, и Айзек услышал, как тот упал. Но кто-то еще остался.

А потом шаги сзади стали тише и совсем пропали, и он перемахнул через высокий бордюр, не притормозив, ворвался в заросли травы и понесся куда-то вниз, ты сейчас упадешь, но нет, удержался на ногах. А потом он уже в лесу, в безопасной темноте, но все еще бежит.

Дочь пошла спать, а Генри сидел в инвалидном кресле в своей спальне, собираясь с духом, чтобы перебраться в кровать. Эта крошечная каморка раньше, наверное, была запасной спальней, или комнатой няни, или прислуги.

В изголовье есть поручни, но обычно мальчик его поддерживал. А теперь надо как-то переместиться до кровати, ухватиться одной рукой и попытаться подтянуться, волоча следом безжизненные ноги. В последние пять дней ему удавалось это сделать, но с огромным трудом. Если упадет, то придется всю ночь лежать на полу. Может, и замерзнет до смерти. Он не хотел, чтобы Ли помогала. Сам справится. Уж как-нибудь.

Он в худшей форме, чем думал; мальчик, сбежав, словно заставил его признать этот факт. Даже когда удавалось наконец взобраться на кровать, потом он битый час раздевался, тщательно планируя стратегию и организуя систему рычагов, сначала одну ногу двигаем на несколько градусов, потом другую, согнуть колено, затем второе – в надежде, что первое колено не распрямится обратно, пока он возится со вторым. Он стал слабее, мышцы задеревенели, прямо трупное окоченение. Посплю-ка я в кресле, решил он. Но это не снимет проблемы. Он не сможет долго скрывать от нее правду о своем состоянии. Надо помыться, он не мылся с тех пор, как мальчик ушел, Генри знал, что она скажет. Судя по тому, как она смотрела на него, желая спокойной ночи, как целовала – словно младенца. Ужасно. Тебя поместят в приют. Айзек ни за что бы не согласился, это ему и в голову не могло прийти, но дочь мыслит рационально. Ее сердце на пару градусов прохладнее.

Это ты из-за мальчишки расстроен. Шесть дней как исчез. Попал, поди, к бродягам. Потом подумал: нет, парень крепче, чем кажется. Не говоря уже про четыре тысячи долларов в кармане, жалкая мотивация к возвращению домой. О черт. Распирает изнутри, как будто растет давление в котле, надо спустить пар, дать кулаком как следует, он стукнул по ручке кресла, по матрасу, стиснул челюсти, едва не ломая зубы. Потом заметил себя в зеркале, рожа красная и перекошенная, истерика.

Успокойся. Почитай немного. Он отъехал на кресле в другой угол комнаты, под лампу, где не видно зеркала. Взял телевизионную программу. Он сам виноват, матрас слишком мягкий, и нет возможности толком опереться, кровать старше его детей. Брачное ложе. Пружины впиваются в спину, когда ворочаешься, но он никогда не выбросит ее. На этой кровати спала Мэри в свою последнюю ночь, она будет и его смертным одром, она помнит времена, когда Мэри приходила к нему по ночам.