Внизу наш дом - Сергей Калашников

Не успел набрать и сотни метров, как в меня вцепилась ещё пара желтоносых, но они сразу начали проигрывать мне на вираже и заторопились выйти из боя, а то бы я их догнал. И тут вижу, с летного поля поднимается сразу четвёрка наших с бортовыми номерами не моей эскадрильи, а на них снова заходят желтоносые. Отпугнул их парой длинных очередей, но ни в кого не попал – разошлись. И тут подтянулись «юнкерсы-88», все крылья которых оказались увешаны бомбами – я смотрел на них снизу и четко это видел.

Так снизу в лоб и атаковал ведущего – скороподъёмность у По-3 оказалась хорошей, а бронирования спереди у «юнкерсов» нет. Короткая очередь, уход вправо, а тут «мессеры» справа сверху.

События сменялись, как узоры в калейдоскопе. Я постоянно пытался и наскочить на бомбардировщики, и отбиться от «мессершмитов», и отогнать налетающих охотников от своих взлетающих ястребков. Потом всё рассосалось. Наших в небе оказалось много, а фашистов – мало. Садясь, видел четыре костра на земле. Наши это были или немцы, не знаю. Но воронок от бомб на лётном поле не было, и машины, оставшиеся на стоянках, явных повреждений не демонстрировали.

Следом за мной сели Дзюба и Тучков из моей эскадрильи, а потом ещё пять истребителей других эскадрилий в произвольном порядке.

Дзюба выглядел ошалевшим, а вот Тучкова явно потряхивало. Да уж – работа постов воздушного наблюдения оказалась не на высоте. Хотя облачность нынче какая-то клочковатая и довольно плотная – могли и не разглядеть, кто, откуда и куда.

Я приказал технику написать на борту моего самолёта позывной и собрал личный состав на инструктаж.

– Действовали мы сумбурно, к тому же не слыша друг друга и не имея команд с земли. Тем не менее, есть два положительных момента – фрицы улетели, а мы уцелели.

С радио или без него необходимо действовать согласованно. Возможно это только при понимании всеми решаемой задачи и при внимании к маневру командира. Начинаем наземную отработку совместных действий.

Я разбил ребят на пары и, заставив их раскинуть руки на манер крыльев, принялся за прохождение стандартных положений, изображая то вражеские истребители, то бомбардировщики – к нашему веселью подтянулись от соседей несколько парней-штурмовиков. Этих тоже включил в либретто.

Выбрать правильное положение и скорость для любого маневра – непростая задача. А времени, чтобы всему этому научить молодёжь, исключительно мало – пришлось сразу давать ударную дозу.

Вприсядку означает – на бреющем, на полусогнутых – малая высота, на прямых – обычный полёт, а на цыпочках – с превышением. Мы трижды «выводили» «Илы» на штурмовку наступающих войск, пока начало более-менее получаться.

– Что же вы, капитан, не заглянули на КП, не доложили по старому русскому обычаю о сбитых? – не заметил, как подошёл командир полка.

– Здравия желаю, товарищ майор. Эскадрилье – продолжать занятия. Так вроде не сбивал я никого.

– По тому «юнкерсу», что упал на краю взлётной полосы, кроме вас никто не стрелял. А как вы подожгли «мессер», весь аэродром видел, – ухмыльнулся Васютин. – Я распорядился, чтобы на вашем самолёте нарисовали звёздочки – пусть фашисты боятся.

– Тогда пусть сразу ещё девять намалюют, – пожал я плечами.

– А это что за танцы? – кивок сторону продолжающих «маневрировать» сержантов.

– Девятый акт Марлезонского балета «Пеший по-лётному» известного балетмейстера товарища Покрышкина.

– Самого Александра Ивановича! Ну, такой мастер воздушного боя плохого не придумает. И на ваш счёт, кстати, кое-что прояснилось. Служба радиоперехвата дешифровала сообщение, что известный ас Шурик замечен под Оршей. Рекомендуют при его появлении уклоняться от боя. Надпись на борту срисовали? Не боитесь, что начнут за вами охотиться?

– Никак нет! Пусть они меня боятся.

– Ваши желторотики тоже распорядились, чтобы техники написали на бортах их позывные, – кивнул Васютин.

– Они быстро учатся.

– И всё же, голубчик, ступайте на КП.

– Есть! Чип! – это в сторону продолжающих заниматься новичков. – Страхуй «Ила» на выходе из пикирования.

– Странный позывной.

– Фамилия Нечипоренко. «Неч» – как-то не звучит, – объяснил я.

Со стороны штаба дивизии в воздух взвилась ракета. Сигнал немедленно подняться в воздух.

– Разрешите взлетать, товарищ майор?

– Взлетайте. Но потом не забудьте заглянуть и к нам, в штаб полка.

На этот раз предупредили нас вовремя – истребители противника мы встретили, уже имея и скорость, и высоту. А бомбардировщиками занялись ребята из первой эскадрильи. Вторая была на задании.

На этот раз бой выглядел чуть более упорядоченным. То есть наша эскадрилья держалась одной группой, правда, пары постоянно перемешивались – всё-таки в свалке ведомому трудно удержаться за своим ведущим, особенно, если только что отогнал от него желтоносого. Немцы часто умудрялись зайти кому-нибудь из наших в хвост, поэтому мы только и занимались тем, что отпугивали их – совершенно естественно образовалось что-то вроде оборонительного круга.

Горючее у немцев закончилось раньше, чем у нас, и они улетели. Бомберов от аэродрома отогнала вернувшаяся с задания вторая эскадрилья, потому что первую к «юнкерсам» не подпустили истребители прикрытия. Они и вторую не подпустили бы, если бы их на всё хватило – нам помог исключительно численный перевес.

Потом было сопровождение штурмовиков – те работали по наступающим войскам. Затем «Сушки» под нашим присмотром обрабатывали гужевую колонну. И пятый за день вылет опять на оборону собственного аэродрома. Никто никого не сбил. А вечером на самолёты принялись устанавливать пушки, бронеспинки и рации – сумели как-то доставить.

Утро принесло новость – немцы продавили нашу оборону и оказались восточнее Орши – то есть мы как бы в окружении. Но всю ночь на лётное поле один за другим приземлялись «Сараи», доставляя то сорокопятки, то стодвадцатимиллиметровые миномёты. И много снарядов. Обратно вывозили раненых. Тоже много. С юга и с востока доносились звуки артиллерийской канонады, высоко в небе крутилась «Рама» – всё было плохо.

Рассвет моя эскадрилья встретила у прогретых самолётов в ожидании команды на вылет.

– Вчера мы были, скорее, жертвами, чем бойцами, – вещал я, зачищая алюминиевый котелок с пшёнкой – с продуктами для лётного пайка тоже оказалось неважно. – Но сегодня наши роли несколько изменятся. Скорость пушечного снаряда около километра в секунду. Два километра он пролетает за две секунды – это дистанция открытия огня. Насколько снизится его траектория?

– На двадцать метров, – пошевелив про себя губами, ответил Мел.

– И сколько это размахов крыльев «мессера»?

– Примерно два.

– А в сколько делений прицела помещается «мессер» на расстоянии двух километров?