Внизу наш дом - Сергей Калашников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Её непрерывно гвоздят с воздуха силы очень большой авиадивизии под руководством самого Чкалова. Своя авиация у этого союзника Гитлеровской Германии закончилась, а немцы просто не могут больше подтягивать свою, оголяя другие участки фронта. Не вышло у них завоевать господство в воздухе.
Но не всё идёт хорошо – начались бои за Кривой Рог, а это – непосредственная угроза всему Южному фронту. Не знаю, нарочно их так глубоко запустили, или «зевнули», но на душе тревожно.
Вопреки пожеланию вождя и я, и Мусенька в действующей армии бываем. Она «провожает» свежесформированные авиаполки ночников, а я испытываю в боевых условиях новую технику. В частности, лёгкий штурмовик товарища Москалёва. Тот самый, с одним длинным двенадцатицилиндровым однорядным двигателем.
Сохранить этой машине пулемёты не удалось – размещённые в трубах, на которых вывешен хвост, не только пушки, но и, казалось бы, лёгкие ШКАСы, сильно ухудшили динамику – маленькому самолёту не так-то много нужно. Наличие даже такого груза на заметном расстоянии от центра тяжести превратило его в неповоротливый пепелац. Летать же с одними только бомбами, не имея никакой возможности отстреливаться… я очень сильно засомневался.
Последовала попытка закрепить под брюхом две автоматические пушки, но и она не вдохновила – пушечные истребители есть и без этого, причем с лучшей динамикой. Нам нынче не до конкуренции. В отчаянии Александр Сергеевич укрепил перед стойкой шасси пистолет-пулемёт Шпагина, без приклада, естественно, за что я на него ужасно обиделся. Тогда он напрягся и попытался вставить на то же место ШКАС – на динамику это практически не влияло. И ничего, что ствол его сильно торчал вперёд – винта-то там теперь не было, а для боезапаса нашлось немного места под пилотским креслом. Вот эту многострадальную машину с шестью двадцатикилограммовыми бомбами я и погнал на фронт. Вернее, её закрепили на крыше «Сарая» и повезли прямиком в хозяйство Чкалова. А я всю дорогу спал в гамаке, подвешенном в салоне.
* * *
Странное дело – самолётов для помощи румынам у Гитлера нет, а танки нашлись. Такие, знаете, с дверками по сторонам башни. Но отыскать их оказалось непростой задачей – немцы настоящие мастера маскировки. Днём они прячут свои боевые машины от нашей авиации, и только по ночам в условиях полной светомаскировки перегоняют к фронту. Некоторые попадают под удары ночников, которые старательно прочёсывают прифронтовую зону, но эти события носят случайный характер.
Атаковать тоже стараются по ночам, хотя ходили слухи, что они любят всё делать по расписанию. В общем, достойной цели мне пришлось ждать в Браилове в течение нескольких дней, а потом началось наше массированное авианаступление. То есть войска на земле оставались на старых местах, а вот небо над маленькой Румынией запестрело от самолётов.
Я делал по три-четыре вылета в сутки, сбрасывая бомбы на все, что движется, а в прикрытие мне назначили мою бывшую ведомую. Мы с ней потом проходили из ШКАСов по тем местам, где подозревали наличие хоть чего-то военного. Два маленьких речных кораблика с пушками и с десяток автомобилей стали жертвами наших наскоков.
Большинство истребителей тоже взлетали с бомбами, подвешенными под крыльями, и настойчиво искали цели на земле. Штурмовики обрабатывали передний край, «Сушки» залетали в ближние тылы, а Ар-2 беспрепятственно бомбили нефтепромыслы – противовоздушная оборона была задавлена полностью.
Потом меня всё-таки навели на танки, которые ехали колонной с юга на север – то есть не к фронту, а обратно. Над ними кружили несколько истребителей с подвешенными под крыльями бомбами, но не нападали.
– Шурик! Ну, наконец-то! У нас уже горючее на исходе, а тебя всё нет, – услышал я по радио голос Конарева. – Работай скорее, нам ведь тоже нужно отбомбиться.
– Слушаюсь, Егор Кузьмич. – Я из горизонтали сделал над танками «свечку», перевернулся в верхней точке, как всегда, за счёт обдува хвоста, завис, притормаживая поставленным на реверс винтом и… Удобно целиться, когда машина не слишком быстро разгоняется – пять сотен лошадок довольно крепко придерживают самолёт даже в отвесном пикировании. Сброс, вывод, разгон, новая свечка. Из шести заходов – один промах. Этот прием у меня хорошо отработан ещё на полигоне.
Потом отбомбилось и звено Конарева – ещё две машины сожгли. На смену им подоспела эскадрилья Кута, а потом подтянулись Су-2. Говорю же – настоящий воздушный террор. Просто натуральная охота на всё, что имеет военный вид.
Как действовали бомбардировщики, я не видел, но с малой высоты на небольшой скорости да стокилограммовой бомбой – могут не совсем прямым попаданием добиться правильного результата.
На обратном пути заметил колонны пленных румын – похоже, и наши сухопутные силы приняли участие в наступлении.
О выходе Румынии из войны я узнал уже в Воронеже. Как раз писал отчёт по результатам войсковых испытаний, как тут примчались ребята из ЛИС и давай меня подкидывать. Потом было по радио что-то про капитуляцию и репарации, про то, что наш недавний противник теперь сам отбивается от немцев… чего-то я не понял – в старом варианте истории Румыния стала нашим союзником, а в этой? Опять всё мутно.
* * *
Так уж вышло, что самолётостроению с использованием пенопласта в качестве конструкционного материала из нынешних авиаинженеров был обучен только я. Ходил слушок, что где-то на Западе использовали сверхлёгкую древесину бальзового дерева, ту самую, из которой Тур Хейердал построил свой знаменитый плот «Кон-Тики». Но нам и возни с пенопластом хватило, потому что рассчитывать прочность всех конструкций приходилось мне. Естественно, под неусыпным присмотром сотрудников сразу трёх конструкторских групп.
Сам пенопласт мы получали прямо на заводских установках – их только незадолго до этого окончательно довели до ума в одном из далёких сибирских институтов и срочно доставили в Горький. Словом – заполнение пеной любых форм некоторое время воспринималось как волшебство. После отвердения получались весьма прочные и лёгкие конструкции, из которых мы и собирали самолёт. Сами формы гнули или выколачивали из дюралевого листа – до штамповки деталей было пока далеко. Целые панели типа всем знакомых в наше время «сэндвичей» занимали свои места в фюзеляже и крыльях.
Работа шла вроде бы и в авральном темпе, но без нервотрёпки – в командах Москалёва и Поликарпова люди успели хорошо сработаться, да и я среди них притёрся, а Олег Антонов вполне живописно во всё это вписался и «вписал» ещё нескольких ребят, вызванных из Саратова.
Замнаркома авиапрома по новым разработкам товарищ Яковлев частенько заезжал к нам запросто и искренне интересовался успехами. Вот не отнимешь этого у человека – умеет общаться. Не напрягает и очень располагает к себе.
Было немало тревог за чересчур новаторское крыло, за охлаждение двигателей, но справились мы с проблемами достаточно успешно – парни из Воронежа уже прошли тему вентиляции двенадцатицилиндрового однорядника, а про хитрости с механизацией несущих плоскостей я не скрыл ничего, из того, что знал. Повсюду восторжествовал гидравлический привод, даже подумывали об уборке шасси, но поняли, что с ней мы ни в какие сроки не уложимся. Первый образец у нас полетел достаточно быстро – буквально с листа. Естественно, испытания я никому не доверил и одну за другой выловил одиннадцать «блох» – конечно, не обошлось без шероховатостей.