Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

многие на сайтах знакомятся, дочь подруги моей мамы вообще уехала жить в Италию с двумя детьми, познакомилась на сайте с итальянцем. Муж ушел от них к молодой любовнице. Так она сказала, что развод был лучшим, что случилось в ее жизни: из нищеты сразу замуж за состоятельного мужчину, да еще в Италию уехала. Тебе тоже пора браться за свою личную жизнь.

– Какая личная жизнь, ты с ума сошла, – зашипела Юля, оглядываясь по сторонам, – не хочу я больше замуж, не хочу! Тем более, – Юля многозначительно улыбнулась, – у меня уже есть поклонник.

В этот момент Алина схватила Юлю за руку и потащила прочь из супермаркета, благо на втором этаже этого торгового центра была хорошая пиццерия, где днем почти никого не было в зале.

– То есть этот мужчина… как, говоришь, его зовут, Йохан? – рассуждала Алина невероятно бодро и возбужденно. – Он уже намекает на ваш переезд к нему в Германию, обещает помочь с врачами. А ты его продолжаешь «динамить»?

– Не «динамить», я отвечаю на все его сообщения, – поправила подругу Юля, – просто я ему уже много раз повторяла, что не смогу сейчас ничего ему предложить. У меня нет сил на свидания, романы, романтику и уж тем более на отношения на расстоянии. Мне это просто не нужно.

– Судя по тому, что он предлагает тебе, это очень хороший, достойный человек.

– Погоди, он на этом не остановился. В нашу последнюю встречу я сказала ему, что Кате хорошо было бы на море поехать куда-то, на Тенерифе. И он после этого написал мне, что у него есть небольшие апартаменты на Тенерифе и мы можем жить с Катей и мамой там столько, сколько нужно. И при этом он говорит, что мы должны поехать, даже если мы не будем встречаться.

Сказав последнюю фразу, Юля откинулась на кресле и стала нервно теребить кожу на лице. Алина улыбалась хитро, глядя на нее.

– Нет, ну ты скажи, ну как так можно? Как можно быть таким добрым? Каждый раз, когда я думаю о нем, внутри меня все наполняется такой необыкновенной теплотой, словно он мой защитник, человек, который позаботится обо мне и решит все мои проблемы. Когда мы с ним говорим, он готов все трудности взвалить на себя, пусть это пока только слова, но даже через эти слова я впервые почувствовала себя женщиной. Понимаешь? Женщиной! Я только теперь поняла, что никогда раньше не чувствовала себя ею. Добытчик, кормилица, домохозяйка, мать, автослесарь – кто угодно, но не женщина. Вот ты когда-нибудь чувствовала себя женщиной?

– Да, – протянула Алина, качая головой и сильнее раскрывая глаза от изумления, – как все запущено. С Костей я всегда чувствую себя женщиной. Ты просто обязана поехать к нему, куда бы он тебя ни позвал. Ты это заслужила после стольких лет в столь сомнительных отношениях.

– Нет, я много думала об этом… Если я соглашусь поехать на остров к нему, это будет подло, потому как обнадежит его. Нет, зачем так издеваться над таким порядочным человеком? Пусть все остается так, как есть.

– А как же твои чувства? Ты ведь неравнодушна к нему, ведь так? Юлька, милый мой друг, когда ты в последний раз испытывала какие-то чувства к мужчине? Ты должна сделать это, подумай о себе.

– Уж о ком, а о себе я точно думать не имею права теперь, – Юля качала головой совершенно обреченно. – Для меня уже все кончено. Сейчас не имею права ни с кем быть, а потом будет уже поздно, потом к пенсии надо будет готовиться.

– Перестань, не так уж мы и стары.

– Не старые, – она почему-то особенно выделила последнее слово, – но болезнь слишком долгая.

– И что теперь, что долгая? Ты не можешь просто взять и перестать жить даже чуть-чуть для себя. В мире тысячи, сотни тысяч людей, которые сталкиваются с еще бо́льшими проблемами, чем вы с Катей, но если они все возьмут и сложат руки и перестанут существовать, то человечество лишится лучшей своей части. Ведь человек, переживший такую боль, он… совсем другой, не такой, как остальные, беззаботные люди. Я восхищаюсь тобой.

– Нет, не восхищаешься, моя боль – не моя заслуга. Любой на моем месте справился бы.

– Возможно, так оно и есть, но это не значит, что окружающие не могут восхищаться тобой. Знаешь, Юль, в тебе просто засел огромный зверь по имени «Страх», и он не дает тебе сделать ни единого телодвижения. Ты тени своей боишься. Сколько лет тебе понадобилось, чтобы разойтись с Антоном, когда и так понятно было, что ваши отношения умерли?

– Ну и что, что я боюсь, – Юля даже не стала отрицать этого, – боюсь всего, даже тени, как ты говоришь. А как еще может быть? Каждое утро встаю и заставляю Катю выпить стакан воды, чтобы через час она пописала в банку, а я сделала тест-полоску. И каждый день трясусь от страха, пока не увижу, что полоска почти желтая. Когда у меня болит горло, я начинаю дрожать, боюсь, что заболела, и что теперь, даже если уйду жить к матери, то все равно уже успела заразить Катю. На работе отпрыгиваю от всех сопливых коллег, переспрашиваю тысячи раз у всех: «У вас аллергия или вы заболели?» На меня все смотрят как на полоумную, нарушающую чужое пространство. А в отделе боятся подходить к моему столу, так как я всем зрительно носы сканирую, и если кто-то хлюпает носом, несусь к нему с маской. Уже столько раз ругалась из-за этого со всеми. Истеричка, в общем, в глазах окружающих.

– Попробуй не стать истеричкой после всего. Это нормально.

– Ты думаешь? А я часто себя спрашиваю, имею ли я право быть истеричкой? Кто дал мне его? Разве это правильно – измениться в характере просто потому, что приходится проходить через большие испытания? А если каждый такой человек будет становиться психованным, что тогда будет с миром? – Юля снова откинулась в кресле, на этот раз закрывая глаза. – Я просто хочу, – она помолчала, словно сомневаясь в истинности своих последующих слов, – я просто хочу снова быть прежней. Мне нравилось то, какой я была раньше, и мне не нравится то, какой я стала теперь. Мне говорила одна мама в больнице, она словно глаза раскрыла мне тогда… Она сказала, что я должна смириться со случившимся и перестать переживать. Что мне должно быть все равно, что Кате грозит пересадка в будущем… Только так я смогу стать нормальной, вроде как. И Кате помочь.

– Что за бред! – засмеялась