Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

этим не поделаешь. Дело все в том, – Юля опустила голову, блуждая глазами по облезающему линолеуму, словно там пытаясь ухватиться за нить мысли, ускользающей от нее, – что у меня нет больше желаний, – она подняла взор, – вернее сказать, у меня есть только одно желание, и оно сильнее всех желаний в мире.

Потухший взгляд Надежды особенно грустно застыл на Юлином лице. Тут только Юля посмотрела на свои руки и увидела, что все это время держала в руках пустой кувшин для кипятка. После этого она вспомнила, зачем вышла из коридора. Они вместе пошли обратно, только Юля еще зашла на кухню за водой для чая.

Но через час после разговора с Надеждой телефон Юли начал вибрировать. Она схватила трубку: это опять был Йохан. Выждав пару секунд и глубоко вздохнув, она ответила.

– Я здесь. Спустись, пожалуйста, как в прошлый раз.

– Что?! – воскликнула Юля. – Откуда ты узнал, где я?

– Ты сама сказала, – озадаченно ответил Йохан.

Юля огляделась по сторонам: кто из присутствующих мог взять трубку, пока ее не было, и сказать ему адрес? Но все мамы и бабушки, что находились в палате, были с английским на «Вы»: кто-то из деревень, а кто-то слишком преклонного возраста. Она просмотрела переписку в Ватсап и смс с Йоханом: не было и следа сообщений. Она просмотрела историю звонков: от него было всего два входящих звонка, все сходилось. Неужели он каким-то образом отслеживал ее координаты?

Но встретив его внизу, она тут же поняла, что все ее подозрения были глупыми: не мог такой интеллигентный человек следить за ней.

– Откуда ты узнал, что мы в больнице? – спросила тут же Юля.

– На улице ждет такси, давай поторопимся, – ответил Йохан. – Я бы хотел пригласить тебя в хороший ресторан. Если хочешь, можно и дочь позвать.

– Но ей нельзя покидать территорию больницы. Они детей не выпускают, только родителей. И я не могу дочь оставить надолго, прости, – Юля не сдвинулась с места.

– О, это не займет много времени, – ответил Йохан, улыбаясь. – Я нашел очень хорошее место, в пяти минутах отсюда.

Юля сама не поняла, как обмякла от его нежной улыбки. Таких приятных мужчин в ее жизни практически не встречалось; все, кого она знала, были суетливыми, скрытными, озлобленными, себе на уме. Она убедила себя, что это ненадолго, и пошла за ним.

– Когда вас выпишут? – спросил Йохан за ужином.

Юля заказала из скромности один салат и кофе, но Йохан, заметив ее неловкость, заказал еще большую пиццу на двоих.

– Думаю, через пару недель, – пожала плечами Юля. – Я надеюсь, что не позже.

– И какие у тебя планы на будущее?

– Катя будет принимать препарат, ну ты знаешь, иммуносупрессивный препарат, от двух до четырех лет. А потом будет видно. Есть крохотный шанс, что она перерастет заболевание к 18 годам. И нам нужно делать все возможное, чтобы так и было.

– А что именно можно сделать? Я знаю, что не так много. Нужно избегать инфекции, аллергию и так далее. В общем-то и все. Но я также знаю, что в России очень долго запрещали ходить в школы, спортивные секции и другие детские клубы. Детям никуда не разрешали ездить, особенно на море. Но теперь даже в России доктора признают, что дети должны вести нормальную жизнь и стараться не ограничивать свое взаимодействие с обществом.

– Откуда ты знаешь все это? – Юля оживилась.

В этот момент официант принес на большом подносе все блюда сразу, в том числе огромную пиццу на круглом деревянном подносе, которая заняла половину их стола. Юле казалось, что это была самая вкусная пицца, которую она когда-либо пробовала. После больничной еды и домашней еды последних месяцев, когда она так уставала готовить по несколько раз в день для Кати, что себе просто отваривала сосиски с гречкой, это был настоящий праздник. И хотя для многих было вполне естественно пойти на свидание в ресторан, для Юли это было совсем не так, ведь с Антоном они сошлись еще в студенческие годы, когда денег просто не было, и они никогда никуда не ходили. В какой-то момент Юля внезапно поймала себя на мысли, что ей просто не хотелось разлучаться с Йоханом больше.

– В НИИ нам теперь так и говорят. Но в больнице в нашем городе доктор сказала, чтобы мы всегда были дома и не выходили из квартиры, – ей нестерпимо захотелось услышать мнение столь уважаемого ею человека, доктора, потому что она сама терзалась в сомнениях, не понимая, как можно было сидеть взаперти, и наоборот, как можно было куда-то выходить с таким диагнозом.

– Я читал статьи на эту тему, – продолжил Йохан. – Основная трудность в том, что дети не должны болеть, но они как раз-таки постоянно болеют из-за тех препаратов, которые принимают.

– Я часто думаю о том, чтобы отвезти ее на море – надолго. Выздороветь это не поможет, я знаю, но она хотя бы не будет такой болезненной несколько месяцев.

– Да, нужно обязательно поехать, – поддержал ее Йохан. – Для детей море очень полезно. Соленый воздух, солнечные ванны.

– Но на данный момент это очень сложно, – Юля решила, что лучше не жаловаться ему на то, что ее накоплений не хватало даже на одну поездку. Да и на самом деле ей нельзя было тратиться сейчас, потому как отец Кати собирался выставить их на улицу. Ей не хотелось, чтобы Йохан думал о ней как о человеке-нытике, у которого все всегда было сложно и запутанно. – Я хотела сказать, что Катя только начала получать новую терапию. Только Богу известно, как она отреагирует на нее. Мы должны ждать. Опять ждать.

– Все наладится однажды, – сказал Йохан. – Уверен, что так и будет. Твоя дочь перерастет эту болезнь. Помимо всего прочего, наука постоянно развивается, поэтому они найдут новые способы лечения, которые будут намного лучше нынешних.

– Надеюсь, – Юля посмотрела на него, улыбаясь грустно.

– В любом случае, уверен, что твоя дочь очень умная девочка, а это главное в жизни.

– Откуда ты знаешь? – засмеялась Юля.

– Просто знаю и все, – он загадочно улыбнулся. Затем он задумался о чем-то ненадолго, но, поймав вопросительный взгляд Юли, пояснил: – А как отец Кати переносит ваш развод? Для него, наверное, ужасно тяжело быть вдали от дочери.

Юля засмеялась с особенной горечью.

– О нет, совсем не тяжело, – она покачала головой. – Он даже не приезжал навестить ее ни разу. Ни единожды.

– Это правда? – Йохан не мог поверить. – Как это возможно? Ты знаешь, у меня не было ни жены, ни семьи, но если