Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

кто не знает, смотрят на нас, как на демонов. До пофиг, что смотрят! Их бы в нашу шкуру… Все это вранье, когда кто-то дает интервью и рассказывает, какой он чудо-родитель для своего ребенка. Я раньше верила всему, когда читала. Сейчас – нет, – Лена горько усмехнулась, сказав это. – Все-таки мы существуем отдельно от наших детей, они – сами по себе, мы – сами по себе. Мы только помогаем им расти и выздоравливать. К тому же страх портит качество нашей жизни. Он съедает нашу жизнь за нас. С ним мы не живем, а существуем, а ведь жизнь проходит. Так оставь хотя бы маленькую часть для себя – внутри себя, – этот мир пусть будет только твоим, не ребенка. Там, в себе – будь счастлива.

Юля хотела спорить, хотела не соглашаться. Столько эгоизма было в словах этой матери, что она, быть может, никогда не согласится с ней.

Но против воли Юли что-то в душе откликнулось на слова Лены. Та словно заставила ее чуть приоткрыть футляр, в который Юлю с Катей загнала болезнь, и выглянуть наружу. И она увидела окружающие предметы: деревья, дома, улицы, города, страны, – уже без ярлыков «запретно». Весь прошедший опыт Юли, вся ее жизнь предстала перед глазами совсем в другом свете, и ощущения, неясные, опять тревожные, восстали внутри нее не только против Лены, но и против себя самой.

Но одна идея пульсировала, одна выделялась среди других. Так вот что это было! Лена, беспечная Лена, которая раздражала ее все эти дни, как бельмо на глазу, своим счастьем, – эта самая Лена не была равнодушной себялюбкой. Она была точно таким же человеком, как и она, Юля.

На следующий день к ним в палату заглянула преподаватель по английскому и обратилась к Юле:

– Вы мама Кати?

Катя даже вздрогнула, боясь, что та пожалуется, что дочь не справляется с программой удаленно.

– Я хотела отметить, что у Кати очень большие способности к английскому. Для девочки ее возраста и на удаленном обучении это просто феноменально. Вы где-то еще занимаетесь? – Катя села обратно за стол и продолжила делать домашнее задание, зардевшись.

– Вы знаете, – начала оправдываться Юля, – я просто сама закончила иняз и занимаюсь с ней периодически английским. Школьная программа мало что дает. Ну и она еще сама находит в интернете иностранные сообщества, заводит себе друзей по переписке. Даже по Ватсап потом общается с ними. В наше бы время такое подспорье в обучении!

– Это очень хорошо, продолжайте заниматься. Катя продвинутый ребенок. Успехов вам.

Юля кивнула в благодарность головой, слушая ее, как в тумане. Преподаватель ушла. Вскоре телефон стал разрываться от сообщений в Ватсап. Просматривая их, Юля стала вся чесаться от волнения. Антон писал ей:

– Привет. Моя новая жена (мы расписались) хочет, чтобы мы поскорее поделили квартиру. Ей скоро рожать. Нужна определенность с жильем.

– Ок, но на тех условиях, что я озвучивала.

– Да нет, давай по справедливости. Поделим пополам.

– Это не по справедливости.

– Будешь судиться теперь? Тебе заняться нечем? У тебя ребенок больной, а ты воевать собралась.

– Судиться ты собрался, а не я. Ребенок мой вполне здоров. И спасибо, что напомнил, без тебя бы забыла.

Переписка продолжалась еще долго, по ходу нее мысли их блуждали, путались, они уходили от темы, переходили к взаимным обвинениям, ругались. Антон первым не выдержал и стал обзывать ее последними словами. Юля подумала, что сама виновата, что продолжила разговор, нужно было давно перестать отвечать. Она отбросила телефон и откинулась назад, прислонившись спиной к холодной стене. Большую часть дня она сидела на кровати, потому что в палате не хватало стульев даже для детей, не то что для взрослых.

Юля вновь с отчаянием подумала о том, что не сможет ничего сделать для дочери – не отвезет ее на море, где она могла бы окрепнуть, перестать так часто болеть, поднять иммунитет, найти силы бороться с болезнью. С этим дележом имущества Антон оставит их голыми, какое тут море, какой отпуск, в самом деле, мечты эти были еще наивнее, чем мечты о том, что Антон отступится от половины квартиры, согласившись на свою изначальную долю.

После всех тех оскорбительных слов, что Юля услышала в свой адрес от Антона, она уставилась в окно, глядела на бывшие заводские здания вдали, теперь использовавшиеся, очевидно, как офисы класса С. Серые, с маленькими окнами, без какого-то намека на архитектуру или дизайн, они напоминали тюрьмы.

Вся ее жизнь стала такой темницей, из которой не было выхода ни в дверь, ни в окно. Этот чужой ненавистный город, Москва, эта страна – все было темницей; выбраться было невозможно. Да будь у нее нужные средства, даже тогда она не сможет отвезти дочь в тепло: слишком рискованно это пока что было – и смена климата, и отсутствие медицинской помощи московского уровня, и опасное снижение дозировки преднизолона.

Ее желание, пусть и сильное, отвезти дочь на Тенерифе было несбыточным. Юля не осознавала этого, но она внушила себе мысль о том, что, стоит им только добраться до острова, как все проблемы Кати уйдут, словно сама вулканическая земля этого острова исцелит ее. Тут она вспомнила про фильм с Рейчел Вайс, который смотрела несколько лет назад, не подозревая о грядущей собственной беде: главный герой был одержим тем, чтобы дописать книгу об исцеляющем древе жизни, ему казалось, что если он успеет закончить ее, то его жена выздоровеет. Его желание было столь же наивным, сколь и потрясающе мощным. Так и они с дочерью: словно лишь на магическом исцеляющем острове Тенерифе могли скрыться от преследовавшего их рока.

Звук вибрирующего телефона заставил Юлю вздрогнуть. Она неспешно повернулась и взяла трубку, немного озадаченно: номер был заграничным – похоже, звонили по работе. Однако на том конце прозвучал приятный знакомый голос, голос Йохана.

– Это Йохан, если ты еще помнишь меня, – сказал он по-английски.

– Конечно же, я помню тебя, – торопливо ответила Юля. – Как у тебя дела?

– Ты, наверное, догадалась, что я в Москве, – он замолчал на мгновение, словно переводя дух. – Я бы хотел поехать к тебе, чтобы встретиться еще раз.

– Йохан, но я не думаю, что это хорошая идея, – замялась Юля, а потом вспомнила, что вряд ли кто-то в палате поймет английскую речь, потому продолжила: – Я тебя уже совсем не понимаю. Я думала, что после нашей последней встречи ты решил оборвать все контакты со мной. А теперь спустя месяц ты объявляешься, словно все это время мы общались.

– Юлия, но это не совсем так. Я пытался забыть