Страна Беловодье - Марик Лернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А меня возьмешь? — неожиданно спросил брат. Мать резко к нему обернулась.
— Через пару лет, — сказал Данила без раздумий. — Я пока сам не в курсе, во что это превратится и не придется ли без штанов остаться. А здесь человек вместо Селивестра потребен. Станешь настоящим мастером, чтобы без дураков, не по-родственному, — завсегда с удовольствием приму, — он наклонился вперед и очень тихо сказал на ухо брату: — А станешь матушку обижать — я тебе, паскуднику, устрою жизнь веселую. Чтобы вел себя прилично в эти годы. Хотя бы ради меня. — Выпрямился и с улыбкой спросил: — Понял?
— Ага, — согласился тот серьезно. Может, и дошло. Хуже уж точно не будет.
— Письмо я тебе дам, — сказала поспешно мать, явно пытаясь загладить происшествие и отвлечь. Слышать она ничего не могла, да, видать, сердце подсказало. — В Смоленске брат двоюродный у меня, Микула. Обещать ничего не могу, однако вдруг поможет.
— Хуже точно не будет, — согласился Данила.
К этому все равно зайти придется, и расспросить подробнее не грех. Толком он про них ничего не ведал, но Микула подходит под его цели. С родственниками она обменивалась поздравлениями пару раз в год без особой охоты. Длинных писем ответно тоже никто не слал. Тем не менее, попробовать всегда стоит. Не здесь, так там.
* * *
Провожать его пошли всей семьей часа через два. Под конец он уже устал от разговоров и вопросов. Отвык все-таки от них, да и вели себя несколько непривычно. Настя все время норовила под бок к матери, Богдан старательно держал с ними дистанцию, Тит чувствовал себя в доме хозяином и распоряжался. Это нормально и не обидно. Как и поведение матери, временами машинально прижимающей руку к животу и прислушивающейся к чему-то внутри. Жизнь продолжается, и он изменился, не только все остальные. Но здесь уже гость, и неизвестно, когда и где появится собственная изба. Одна Хиония осталась прежней.
— Хорошо, что ты тоже пошла, — сказал Данила, обнимая старуху на прощанье. — Зэра.
— А вот это мне не нравится, — пробурчала она с опаской. — Чего вдруг вспомнил. Хиония уже перестала устраивать?
— Ну наверное потому что хочу показать: действительно не забыл.
— Что-то хочешь, — уверенно заявила.
— Да, как всегда, от тебя ничего не спрятать. Насквозь видишь.
— И чем дальше, тем меньше нравится подобное поведение. Выкладывай уже.
— Кого мать просила за мое рождение? — бухнул Данила.
— Откуда вызнал?
— Мне сказал тот, кто знает.
— И слышится мне в этих словах, — медленно сказала она, — каждая буква большая-пребольшая. Тот, Кто Знает.
— Ну, можно и так. Печать якобы на мне. Таким, как он, видна.
— Кто? — резко спросила старуха.
— Баюн.
— А, — заметно успокаиваясь, сказала Хиония. — Ну это не страшно. Надо только соблюдать правила. Не нарушать сло́ва. Тогда и он не осерчает. А обещать чего совсем не обязательно. Неволить не станет.
— Имуги хуже?
— Не называй его имени! — И тоном ниже: — Его лучше не трогать. Он и даст чего, так тебе же хуже. Но ты…
— Нет-нет, — поспешно отказался Данила. — Мне просто Баюн намекнул, что как раз ему и хотели подсунуть ушкуйники меня в жертву.
— Хиония? — недоумевающее спросила мать.
— Сейчас пойду, может, в последний раз видимся, позволь попрощаться.
Ефросинья Никитична поспешно отмахнулась.
— Бог с тобой. Что ты за глупости говоришь!
— Они оба не подарки, — понижая голос до еле слышного шепота, сказала бабка, — но Кот блюдет справедливость, а второй кроме силы ничего не знает. Справедливость без силы пуста. Сила без справедливости опасна.
— И? — не дождавшись продолжения, потребовал Данила. — Обо мне?
— А ты вырос, — сказано было с одобрением. — Не вверх, по уму. Повзрослел. Жизнь — она быстро учит. Правильно сделал, что не стал у Фроси спрашивать, — на его памяти старуха впервые произнесла имя без отчества, по-простому. — Не надо лишний раз тревожить ей душу. Девочка нежная…
Он аж открыл рот в восхищении. Девочка. С пузом и при двух взрослых сыновьях. Хотя что с Хионии возьмешь. Настоящая бабка Данилы померла при родах, почему в доме Фросю не любили, считая причиной несчастья. Прямо с ним этим никто не делился, но по отдельным обмолвкам не так трудно было составить общую картину. Не зря она была готова уехать за тридевять земель. Если и не шпыняли регулярно, то внимания не обращали. Иногда такое гораздо хуже, по себе помнит.
А старуха, тогда еще вовсе не карга, а молодая девка, натерпевшаяся от предыдущих хозяев и потерявшая собственного ребенка, проданного неизвестно куда, заменила будущей Ефросинье Никитичне сразу и мать, и отца. Кто обычно с холопкой считается? А Хиония в любом деле могла выступить голосом хозяйки. Она всегда с младенчества была рядом, кормила, поила, лечила и воспитывала, как делала позже уже с Фросиными детьми.
— Родить она долго не могла. Или скидывала, или мертвенькие родятся. И лекари знатные смотрели без пользы. Знаешь, как с бабами бывает? Иная не хочет, а каждый год младенец, другая воет — и никак. И обе только об этом думать и начинают. Все ей казалось, что Афанасий смотреть не так стал, да домой не спешит. А тут зашел у меня разговор с шаманом из местных о том о сем, он и брякнул про плиту.
— О чем?
— Не перебивай! Сама все скажу. Там, где я в детстве жила, в горах, было одно странное место. Плита каменная гладкая лежит, в центре углубление, по краям узоры странные вырезаны, и в середине одной чертой силуэт. Как дети малые рисуют. Руки, ноги, туловище, голова. Если налить в углубление своей крови, а на орнамент — крови жертвенного животного, получишь здоровье. То есть болезнь или рану исцеляет, а старость — нет. Не помогает.
— Где-то здесь есть похожее? — изумился Данила. Уж свою округу он неплохо знал. Ни о чем подобном слышать не доводилось.
— Такая же. За Черной падью на болоте остров. Просто так не пройдешь, да и там сразу не найдешь. В землю вросла, и здешние племена про свойства не слышали. А сказать нашему отцу Федору — так, пожалуй, не успокоится, пока не сломает. От дьявола такая вещь, не иначе.
— Но если она помогает… А что взамен?
— То-то и оно, — поежившись, ответила Хиония, — что иногда человек не излечивается, а помирает, но завсегда и у великого лекаря бывает. Говорят, не просто ложиться надо, а объяснить подробно мысленно. Врать не стану, не знаю. Как проверить? Фрося детей просила и получила, так, может, была какая болячка по женской части, мне откуда знать. Есть вещь хуже, — она замялась.
— Ну говори уж до конца!
— Животное жертвенное, — без особой охоты сказала старуха, — нужно убить с одного удара, кровь собрать, плиту по узорам наполнить.