Миланский вокзал - Якопо Де Микелис

бы началом новой жизни. Но траурное выражение лица, с которым розововолосая девушка вошла в бар – тот самый китайский дайв-бар, где они уже встречались, – не изменилось ни на йоту. Пока Лаура говорила, Соня все время смотрела вниз, продолжая отщипывать и крошить в пальцах кусочки нетронутого тоста, который Лаура заставила ее заказать, видя, что Соня становится все тоньше и тоньше. В итоге она, вздыхая, просто повторяла про себя: «Месяц…»

Лаура, конечно же, не ожидала, что девушка будет прыгать от радости. Она понимала: то, что ждет Соню впереди, в любом случае не будет легким. Процесс реабилитации – это всегда тяжело. Но хотя бы толику оптимизма, по ее мнению, эта новость должна была в нее вселить.

В предыдущие дни Лаура приложила массу усилий, чтобы все организовать, что далеко выходило за рамки ее волонтерской деятельности. В то же время она была занята подготовкой к предстоящей экзаменационной сессии, склоняясь над книгами в предрассветные часы. Все, чтобы занять себя. Лаура боялась, что если остановится, то упадет. Неуверенность в правдивости своих видений разрушала ее, но сколько бы она ни ломала голову, не нашла другого выхода. Только Эстер Лиментани могла подтвердить, что маленькие брат и сестра действительно существовали.

Что же касается Сони, то Лаура нашла в Тоскане реабилитационную общину, которая принимала и подростков. Убедить их принять ее было нелегко – очередь в учреждение была занята до конца года, – но ей удалось устроить так, чтобы Соне выделили место в течение месяца. Она оформила все документы, путаясь в дебрях медицинской бюрократии. Затем связалась с матерью девочки. Это была трудная и мучительная встреча. Женщина, с которой разговаривала Лаура, преждевременно постарела, ее мучило постоянное чувство вины. Она слишком поздно догадалась о том, что происходит в стенах ее дома, и у нее не хватило сил вмешаться, пока не случилось непоправимое. Когда Лаура рассказала ей о злоключениях дочери, о которой мать ничего не слышала с того дня, как та сбежала, ее глаза наполнились слезами. Стеклянный колокол скрипнул под напором волн горечи и раскаяния, которые женщина изливала вокруг себя. Она взяла бланки, которые дала ей девушка, и на следующий день принесла их обратно, подписанные ею и ее мужем. Лаура не спросила ее, как ей удалось убедить его.

Но даже рассказ о матери не тронул Соню, не оживил ее пустой взгляд.

– Что такое? – спросила Лаура, положив свою руку на ее. – Ты передумала? Ты больше не хочешь этого?

– Нет, я хочу, конечно, – пробормотала Соня, не поднимая головы. – Но через месяц будет уже слишком поздно. Слишком долго, слишком поздно…

– Это не так уж и долго, – возразила Лаура. – Нужно просто набраться терпения.

Соня подняла на нее свои нежные оленьи глаза, в этот момент более испуганные, чем когда-либо.

– Ты не понимаешь… Артан устроил еще одну встречу. Он рассказал мне об этом утром.

– Встреча?.. – начала Лаура; потом поняла, о чем идет речь, и кровь застыла в ее жилах. – Когда?

– В эту субботу. Но я же говорила тебе, я больше не соглашаюсь делать определенные вещи. К этим людям я не вернусь. Однако…

– Ты должна уйти, Соня, спрятаться где-нибудь, пока не придет время уходить.

Девушка покачала головой.

– И как? Кроме того, что у меня нет денег и места для проживания, я все равно не продержусь два дня. Артан уже некоторое время не давал мне ничего, началась ломка, и я приползла к нему, умоляя о дозе. Я не могу остановиться, вот что… Я пыталась, правда!

Лаура не знала, что сказать, чувствуя себя совершенно беспомощной. Взяв на себя ответственность за это дело, она не ожидала, что это станет вопросом жизни и смерти. Она не была готова нести бремя такой ответственности.

– Жаль, – повторила Соня. Голос у нее был такой грустный и смирившийся, что у Лауры дрогнуло сердце. – Было бы здорово стряхнуть с себя все это дерьмо и начать все сначала. Я правда в это верила, все это время…

Лаура тем временем лихорадочно соображала, что можно сделать, но зависимость Сони, державшая ее прикованной к албанскому наркодилеру, показалась ей непреодолимой преградой. Единственным реальным решением было немедленно отправить ее на реабилитацию, но трудно было убедить их принять ее уже в следующем месяце…

Лаура взяла ее лицо в свои руки, заставляя смотреть прямо в глаза.

– Послушай меня, Соня, ты не должна сдаваться, – сказала она, делая вид, что уверенности у нее хоть отбавляй, хотя на самом деле все было наоборот. – Я перезвоню тем людям из реабилитационного центра и уговорю их взять тебя немедленно. А пока веди себя нормально, чтобы Артан ничего не подозревал, и будь готова уйти в любой момент. Поклянись, что не будешь делать глупостей. Вот увидишь, я все устрою, обещаю.

Был понедельник. У нее осталось четыре дня, чтобы понять, как это сделать.

* * *

– Доброе утро, инспектор Меццанотте. Итак, вы готовы к экскурсии? – спросил человек, ожидавший его в центре какой-то длинной прямоугольной платформы, окруженной с трех сторон проволочной сеткой. Расположенная между платформами 18 и 19, прямо перед навесами, она находилась в начале дополнительной платформы, которую позже соединили с другими на выходе со станции.

Мужчина с веселым лицом и точеным носом над черными усами был одет в синий пиджак с серебряными пуговицами, красный галстук и фуражку с железнодорожным гербом. В одной руке он держал большой фонарь. Его звали Беппе Бельмонте, и он был одним из начальников электростанции, с которым Фумагалли, тщетно пытаясь отговорить Рикардо, неохотно связал его.

– Давай, иди сюда!

Дойдя до платформы, Меццанотте заметил, что по всей ее длине идут два рельса. Он собирался спросить Бельмонте, почему тот назначил ему встречу на этом мертвом пути, если, по идее, должен был взять его на прогулку по подземельям, когда Беппе сделал знак своему коллеге внутри желто-черной полосатой бетонной клетки. Платформа оживилась с толчком, от которого Рикардо чуть не потерял равновесие, и начала шумно опускаться.

– Неплохо, а? – смеясь, воскликнул железнодорожник. – Мы ее почти не использовали, и то, что платформа еще фурычит, – просто чудо. Она работает благодаря шести гидравлическим поршням, приводимым в движение двигателями общей мощностью двести сорок киловатт. Эта зверюга без особых усилий поднимает грузовой вагон с полной загрузкой.

Меццанотте лишь кивнул, закинув на плечо рюкзак, набитый пачками печенья и крекеров и коробками с вином – всем этим он надеялся развязать язык беднякам, которых встретит в подполье. Чтобы никого не спугнуть, Рикардо был в рубашке и джинсах, а не в форме.