Миланский вокзал - Якопо Де Микелис

одну карточку. Она была оформлена на имя Эстер Лиментани, родившейся в тот же год, что и Амос Фелнер, и также депортированной 9 июня 1944 года. Вполне возможно, что они знали друг друга, возможно, вместе посещали еврейскую школу, о которой упоминал архивариус. Возможно также, что она знала, почему брат и сестра Фелнеры никогда не приезжали в Освенцим. Совершенно необходимо было разыскать ее и поговорить с ней, что было легче сказать, чем сделать. Если предположить, что Эстер еще жива, возможно, она больше не носит девичью фамилию или переехала на другой конец света. И отнюдь не было уверенности в том, что она согласится встретиться с Лаурой, как и в том, что вспомнит что-нибудь полезное спустя столько времени. Но это был единственный шанс, который у нее оставался.

* * *

Они шли, пригнувшись под ливнем, по платформе между путями, направляясь к выходу со станции. Они вышли из-под огромных навесов всего несколько минут назад и уже успели вымокнуть до нитки. Дождь лил несколько часов подряд. Он начался в сумерках, после того как весь полдень по небу курсировали черные тучи, и, похоже, еще нисколько не исчерпал своего заряда. Этот дождь промочил обувь и брюки их униформы, пробрался внутрь их непромокаемых курток, залил их лица, заставляя каждую минуту проводить рукой по глазам, чтобы хоть что-то увидеть.

Их было пятеро – инспектор Рикардо Меццанотте и четверо офицеров; они направлялись к путям, ведущим к убежищу на левой стороне обширной набережной, в районе между двумя ветхими будками управления мостом, которые не использовались уже около двадцати лет и стояли посреди путей словно обломки корабля, выброшенные на берег.

– Вот именно сегодня вечером нам надо было проводить этот чертов рейд, – жаловался Филиппо Колелла, ковыляя рядом с Меццанотте; его белокурые кудри прилипли ко лбу под капюшоном.

– Эта операция давно была спланирована, ты знаешь об этом лучше меня. Мы должны делать это раз в месяц.

Задачей полицейских было очистить припаркованные на ночь поезда, в которые регулярно проскальзывали десятки бездомных в поисках места для ночлега. Самые ловкие сначала выхватывали из шкафчиков спальных вагонов простыни, которыми они баррикадировались внутри купе, привязывая их к дверным ручкам. Ночью в этих поездах случалось все, что угодно – кражи, изнасилования, поножовщина, – а утром уборщики находили вагоны в состоянии хуже мусорной свалки. Не то чтобы периодические рейды «Полфера» представляли собой эффективную форму борьбы с этим явлением, но, по крайней мере, они оказывали минимальный сдерживающий эффект и демонстрировали, что правоохранительные органы в курсе существования этой проблемы.

На самом деле в начале своей вечерней смены, видя, как в полутьме идет ливень, Меццанотте пытался дозвониться до начальника и попросить его отложить операцию – не столько для того, чтобы избавить своих сотрудников от ливня, сколько потому, что выгонять бедных людей на улицу в такую сырую погоду казалось ему постыдным. Однако Далмассо был непреклонен. Несмотря на то что из-за политических и бюрократических неурядиц начало ремонтных работ было отложено, операция «Полфера» по «капитальной уборке» должна была идти полным ходом, и нарушение установленного графика не допускалось. В следующий раз, когда его спросят о состоянии безопасности на станции, он не будет снова застигнут врасплох.

Меццанотте повернулся, чтобы посмотреть на своего друга, который расстроенно тащился рядом с ним, дрожа от холода. Колелла с трудом поспевал за Рикардо, а макинтош, в который он был закутан, делал его еще более неуклюжим и нелепым, чем обычно.

– Я все время думаю и гадаю, что ты делаешь здесь, на железной дороге, – сказал Рикардо, почти крича, чтобы его услышали сквозь шум ливня. – Ты должен сидеть за клавиатурой компьютера и делать то, что у тебя действительно хорошо получается.

– Я уже трижды пытался подать заявление о переводе, – ответил Колелла. – Один из них – в криминалистический отдел, два – в почтовый, но они меня так и не взяли. Просто у меня нет ученой степени, лишь диплом бухгалтера. Возиться с компьютерами я научился сам.

– Все равно это несправедливо, – сказал Меццанотте, покачав головой. – Тебе здесь не место – еще больше, чем мне.

Тем временем они добрались до ближайшей из кабин управления, силуэт которой едва можно было различить сквозь плотную завесу дождя, в темноте, нарушаемой лишь светом прожекторов, разбросанных вдоль путей, редкими огнями, все еще горящими в окнах зданий, выходящих на набережную, да время от времени фарами немногочисленных поездов, курсирующих в этот час.

Две надземные будки, обозначенные буквами «A» и «C», были частью системы из семи пунктов контроля, регулировавших железнодорожное движение на Центральном вокзале до начала 1980-х годов. Построенные, как и сам вокзал, из бетона и металла, они состояли из двух застекленных помещений, закрепленных над путями при помощи массивных колонн. Выведенные из эксплуатации после введения более современной централизованной системы управления, эти две жемчужины промышленной архитектуры начала 20-го века с тех пор находились в состоянии полного запустения.

Ярость грозы не собиралась стихать, видимость была очень плохой, поэтому поначалу Рикардо не был уверен, действительно ли он что-то заметил. Ему показалось, что за окнами кабины «А» на мгновение появилось красноватое свечение. Он замер, одной рукой стер воду с глаз и сощурился, чтобы лучше сфокусироваться. Темная масса здания сливалась с темнотой под проливным дождем. Рикардо уже собирался продолжить движение, убежденный, что обманулся, когда на высоте, предположительно соответствующей первому этажу кабины управления, на несколько секунд вновь появился маленький мерцающий огонек. На этот раз сомнений быть не могло: там кто-то есть, и Меццанотте показалось маловероятным, что это персонал железной дороги. Помещения совершенно не использовались, и вряд ли кому-то пришло бы в голову проводить осмотр в такой час и в такую погоду.

– Идите вперед и приступайте к работе! – крикнул он офицерам, которые остановились, чтобы подождать его. – Я проверю кое-что, а потом догоню вас. И постарайтесь не использовать грубую силу без крайней необходимости.

Не считая нескольких человек, таких как Карбоне и его головорезы, которым нравилось избивать людей и злоупотреблять своей властью, если некоторые полицейские из отдела иногда и перегибали палку, то в основном от разочарования в тщетности своих усилий остановить полчища отчаявшихся людей, рвущихся на территорию вокзала. Меццанотте в какой-то степени мог их понять, но он не одобрял такое поведение и делал все возможное, чтобы положить этому конец.

– Филиппо, ты идешь со мной, – обратился Рикардо к своему другу. Затем решительно направился к кабине управления.

Доступ к строению осуществлялся по крутой и узкой внешней железной лестнице. Меццанотте рывком взобрался по ней, не