На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он молча повиновался. Грегори привёл его в знакомый, памятный с того первого дня кабинет. Только теперь хозяева стояли посередине. Потому что сидеть было не на чем.
– Вот, – Грегори легонько подтолкнул его вперёд. – Вот, это Угрюмый. Единственное место, где что-то сохранилось, это скотная. Угрюмый всё в порядке держал. Коровы, телята – все здоровы. И молока не так уж много пропало. Он им телят поил. Так что на кормах получилась экономия.
– О какой экономии вы говорите?! – хозяйка нервно ломала руки. – Всё разбито, поломано. Всё, всё пропало! Мы разорены, а вы говорите об экономии!
– Успокойтесь, дорогая, – вступил хозяин. – По крайней мере, уцелел дом. И мы все.
– Дом?! – гнев хозяйки нашёл другой адрес. – Разве здесь можно жить?
– Миледи, – вмешался Грегори. – Я говорю о скотной. Если бы не Угрюмый, ни молока, ни мяса бы не было.
– Да, конечно. Дорогая, Грегори прав. Пару телят можно забить уже сейчас, не правда ли, Грегори?
– Да, милорд.
– А пока… Вы отправили молоко на кухню?
– Да, милорд. Детей уже напоили. Порки что-нибудь придумает с обедом.
Он угрюмо смотрел в пол, не понимая, зачем его привели и заставляют всё это слушать.
– Дорогая, успокойтесь ради бога. И не так он много выпил этого молока!
– Да?! Да вы посмотрите на его рожу! Мой Бог, он же вашу рубашку взял! Вор! Вы хоть это видите?!
Желтые дощечки паркета, исцарапанные, грязные. Сапоги Грегори, ботинки хозяина, лакированные туфли хозяйки…
– Миледи, вы позвали меня восстановить хозяйство. Я согласился, но прошу вас не мешать мне. И неужели старая рубашка и бидон молока, ну, два бидона, больше за это время даже индеец не выпьет, более ценны, чем порядок на скотной?
– Ну, хорошо, – в голосе хозяйки прозвучала усталость. – Пусть остаётся на скотной. Я не против.
– Вот и отлично, – обрадовался Грегори. – Давай, Угрюмый, благодари. А все условия потом обговорим.
– Какие ещё условия?!.. – начала хозяйка.
И осеклась. Потому что он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Сразу ставшее каким-то вылинявшим, бесцветным. Хозяин попятился от его взгляда, сунул руку в карман пиджака. Но он повернулся и, обойдя застывшего Грегори, пошёл к выходу, и жёлтый паркет трещал под его сапогами. Сзади что-то кричала хозяйка, ей возражал Грегори, но ему уже было всё равно…
…Эркин улыбнулся воспоминанию. Солнце грело вовсю, и он снял рубашку, повесил рядом с курткой Андрея. Та самая рубашка. Андрей ухмылялся во весь рот, показывая щербины между крепкими белыми зубами.
– Ты что?
– А ты чего? Молчишь и лыбишься. Вспомнил чего?
– Да. – Эркин счастливо улыбнулся. – Освобождение. Как из имения ушёл. Я в имении был, скотником.
– Ты ж говорил…
– Это ещё до имения. Меня по пьянке купили, ну и сунули в скотную. Там и пахал до Свободы.
Андрей захохотал.
– По пьянке и не то бывает.
– А у тебя как было?
– Что?
– Ну, Освобождение?
Андрей внезапно помрачнел, насупился.
– Обыкновенно. Работаем или треплемся?
– Работаем, – пожал плечами Эркин.
Не хочет говорить, не надо. У каждого своё. И не нарочно заденут, так всё равно больно.
С крышей пришлось повозиться.
Ели, уже не замечая ничего, хотя кормили хорошо. По большому куску жареного мяса с картошкой. Старуха опять ворчала насчёт обнаглевших, что господскую еду жрать норовят, а благодарности от них не дождёшься. Но им было не до неё. И не до Бьюти, что так и крутилась возле них. Потом пристала вдруг к Эркину, почему у него спина без клейм, чистая.
– Моюсь часто, – огрызнулся он.
– А номер? – не отставала она.
– А руки не мою!
Обиделась и отстала. Так и должен он каждому объяснять, что у него и откуда?!
И всё-таки они сделали эту чертову крышу! Двухскатную. Навели стропила и скрепили их брусом, который Андрей называл по-русски коньком. Эркин разулся, чтобы сапогами не повредить брусья, и полез наверх. Андрей ему снизу подавал доски, и он накрыл коробку потолком.
– Крышу давай.
– Поперечины сделаем, а завтра кровлю натянем. Вон рулон лежит.
– Ну, давай так.
Хозяйки сегодня не показывались. Только, когда они уже собирали и укладывали доски и брусья, подошла одна из них.
– На сегодня всё, мэм. – Андрей собрал свой ящик и выпрямился. – Завтра снаружи закончим.
– Хорошо. Большое спасибо, – она улыбалась ласково, а её глаза внимательно шарили по их лицам и одежде. – Вот, возьмите.
Андрей покосился на две тёмно-жёлтые зернистые плитки у неё в руках и посмотрел на Эркина.
– Ты как?
Эркин застегнул рубашку, заправил её в штаны и посмотрел на Андрея, осторожно перевёл взгляд на хозяйку. Её улыбке он не доверял, но решил рискнуть.
– Это в счёт платы, мэм?
– Нет-нет, – она засмеялась. – Это премия. Вы так хорошо работаете.
– Спасибо, мэм.
– Спасибо, – повторил за ним Андрей, забирая свою плитку.
– Скажите, – она так это сказала, что Эркин заинтересованно посмотрел на неё. – Скажите, вам очень нравится, когда вас просят что-то взять?
Её хитрая улыбка и безупречная вежливость вопроса помимо его воли вырвали у него ответ.
– Нет, мэм. Но кто хватает первый кусок, получает и первую оплеуху.
– Оо! Браво! Отлично сказано.
Странно, но её восторг показался ему искренним.
Тетрадь шестая
Лилиан быстро прошла в магазин. Миллисент уже закрыла дверь и подсчитывала кассу.
– Милли.
– Да, Лилли, они ушли?
– Да, я их отпустила. Милли, это невероятно!
– Что именно?
– У индейца рубашка, ты заметила?
– Я заметила, что другая. Ну же, Лилли, не томи.
– Во-первых, она из настоящего крепа, во-вторых, на ней метка «Лукаса», а в-третьих, – Лилли хитро улыбнулась. – Это форменная рубашка Старого Охотничьего Клуба.
Миллисент всплеснула руками.
– Не может быть! «Лукас»… У нас на весь город нет ни одного, кто бы носил вещи от «Лукаса».
– А члены Старого Охотничьего Клуба у нас есть? И чтобы клубную форму заказывали у «Лукаса».
– Невероятно!
– Она чистая, пуговицы подобраны в тон, но не форменные. Поэтому не сразу заметно.
– Кто-то следит за его одеждой.
– Да. Есть ещё детали. Но это потом, Милли.
– Конечно. Но это становится интересным. А белый?
– Как вчера. Он каждый день рубашки не меняет.
– Может, у него просто нет сменных?
Лилиан пожала плечами и устало облокотилась о прилавок.
– Да, я дала им по плитке «зёрнышек».
– И как?
– Взяли, конечно. Но, похоже, они не знают, что это такое.
– Интересно. Индеец – понятно…
– Да, раз уж зашла о нём речь, Милли. У него номер раба,