На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женя, увидев его, улыбнулась, и, хотя с ходу начала выговаривать, что он ушёл в грязной рубашке, ему этого приветствия было достаточно.
– Мойся и иди ужинать. А рубашку давай сюда, замочу.
Он отдал ей рубашку, но в комнату не пошёл. Из белой леди, нарядной и… и немного чужой, она уже стала прежней… Золушкой.
– Ты чего? – подняла на него глаза Женя. – Иди, поешь.
– Я не голоден, – ответил он. – Женя… мы нашли большую работу. Заплатят хорошо, но когда кончим. Это несколько дней. Сейчас у меня только вот… две кредитки. А завтра я буду только на той работе, – Эркин перевёл дыхание и осторожно спросил. – Это ничего?
– Конечно, ничего, – засмеялась Женя. – Работай спокойно. А я сегодня спала до полудня. Вот, только сейчас взялась. А ты почему сигареты не взял? Ну, поменять.
– Забыл, – Эркин сел на корточки перед плитой, заглянул в топку. – Подложить?
– Не надо. Я уже заканчиваю. Ну, ужинать не хочешь, так чаю попьёшь? С куклами.
– Попью, – улыбнулся он. – А почему ты говоришь ужинать? Ведь это обед.
Женя сначала не поняла, а потом рассмеялась.
– Я же русская, Эркин. У нас обедают днём. А вечером ужинают.
– А ленч?
– Нет, ленча нет. Есть полдник, ну между обедом и ужином.
– А как это, – Эркин секунду помедлил перед вопросом. – Как это по-русски?
И старательно повторил за Женей русские слова.
Женя и раньше замечала, как он ловит в её речи русские слова, старается догадаться об их смысле, повторяет, пробует вплетать в свою речь. Но открыто спросил впервые.
Эркин подправил поленья в топке и подошёл к окну. Тщательно расправил плотную тёмную штору.
– Зачем? – удивилась Женя. – Война же кончилась.
– Чтобы с улицы не видели, – сразу ответил он.
Женя медленно выпрямилась, стряхнула с рук воду. Он стоял у окна спиной к ней, глядя в тёмно-синюю ткань, будто что-то мог там увидеть. Женя подошла к нему и обняла его сзади, ткнулась лбом ему между лопаток.
– Ох, Эркин, Эркин.
– Я… я что-то не так сказал? – тихо спросил он.
– Нет, всё так. Всё так, – повторила Женя, чувствуя, что сейчас заплачет.
И разжав объятия, даже как-то оттолкнувшись от него, сказала уже совсем другим тоном.
– Чайник закипел. Пошли чай пить, потом закончу.
За чаем Женя опять завела разговор о сигаретах. Алисе дали их пересчитать, и результат заставил Эркина даже присвистнуть. Набралось изрядно.
– Вот и выменяешь себе штаны, – решила Женя.
– Эти же крепкие, – недоумённо вскинул он на неё глаза.
– Будешь их каждый день таскать, заносишь, – возразила Женя. – И стирать их пора. Голым в город пойдёшь, что ли?! Рубашки ты же меняешь, мне и стирать легко, – выдвинула она решающий, как предполагала, аргумент. – А с ними возни на полдня.
– Сам постираю, – буркнул он. – За ночь высохнут.
– Не дури. Не штаны, так ботинки сменяй. А сапоги до зимы оставь.
– На ботинки не хватит, – решительно возразил он.
– Тогда штаны, – голос Жени исключал варианты.
К полному удовольствию Алисы, Эркин скорчил самую почтительную гримасу.
– Да, мэм, слушаюсь, мэм.
– То-то, – рассмеялась Женя.
– Закончим работу, поменяю, – уже серьезно сказал Эркин, – раньше я на рынок не попаду.
– А что за работа? – поинтересовалась Женя.
– Пристройка к магазину.
– Да-а? Это на Мейн-Стрит?
– Почти. Сзади, – он попытался изобразить что-то руками. – Ну, магазин на Главной, потом дом, а на заднем дворе пристройка к нему. Как второй магазин.
– Ага, – кивнула Женя, – понятно. И кто же это строится? Чем торговать будут?
– Ну-у, – он замялся. – Не знаю. Андрей договаривался. А! Служанка там, говорила, что хозяек две, мисси Лилли и мисси Милли, – он изобразил восторженную интонацию мулатки.
Женя засмеялась.
– Тогда я знаю. Это кондитерская. Зачем им второй магазин? – пожала она плечами. – Но так-то они хорошие. Кукол этих я у них покупала.
Эркин повертел белого сахарного медвежонка и катнул его по столу в сторону Алисы. Как бы сказать, предупредить Женю? Вдруг она обидится? А! Была не была!
– Женя, я видел их. Они приходили смотреть работу. Они… они всё высматривают. Хвалят, шумят, но… но они всё видят и… и ты сам не замечаешь, как о себе говоришь. Ты… ты поосторожней с ними, – и нагнулся над чашкой, пряча лицо.
Женя протянула руку и осторожно погладила его по затылку.
– Спасибо, родной, – и вдруг засмеялась так озорно, что он невольно ответно заулыбался, морща шрам на щеке. – Знаешь, о чем я подумала?
– Ну?
– Они, наверное, тоже сейчас чай пьют и вас обсуждают. Ну, тебя с Андреем.
Она продолжала смеяться, но Эркин невольно поёжился, представив эту картину. Он от такого ничего хорошего не ожидал.
Женя шутила, не подозревая, насколько она близка к истине.
Они пили не чай, а кофе. В маленькой уютной гостиной потрескивали поленья в камине, из кухни доносилось тихое пение старой Нанни. Она всегда пела за чисткой серебра. Мисс Лилли и мисс Милли, Лилиан и Миллисент Шеппард, сидели в креслах перед камином, между креслами на маленьком круглом столике изящный кофейный сервиз на двоих. Бьюти хотела разлить кофе по чашкам, но Миллисент остановила её.
– Спасибо, Бьюти, можешь идти спать.
– Да, мэм, – Бьюти изобразила нечто среднее между поклоном и реверансом. – Спокойной ночи, мисси Милли, спокойной ночи, мисси Лилли.
– Спокойной ночи, Бьюти.
Наступил тот час, когда сёстры отдыхали, перебирая и обсуждая события дня.
– Всё-таки после бала можно было и не открываться, Милли. За весь день ни одного покупателя.
– Мы открыты всегда! Мы сами выбрали этот девиз, Лилли, и отступать нельзя.
– Да, конечно. Мы всю войну не закрывались.
– Ну, Лилли, мы войны толком и не видели.
– Бог спас, Милли.
– Да, Бог спас.
Миллисент отпила глоток. Не так уж много истинных радостей в жизни, чтобы отказывать себе в маленьком удовольствии. Хороший кофе был слабостью сестёр.
– Какая все-таки странная пара, – Лилиан задумчиво смотрела в огонь.
– Да, – Миллисент сразу поняла, о ком идёт речь. – Белый и индеец. И ты заметила, Лилли, белый договаривался о плате, инструменты его, но индеец не подчиняется ему. Они действительно напарники. В прямом смысле.
– Да, это видно. Но, Милли, может он цветной или из «недоказанных»?
– Ну, по виду он чисто белый. И ни один «недоказанный» не будет на равных с индейцем. Кстати, и ни один нормальный индеец не будет так держаться с белым.
– С нормальным белым.
– Да, Лилли. И одежда… Армейская рубашка, сапоги и куртка рабские.
– У индейца