Боевые девчонки. Демон Биафры - Точи Онибучи

Все эти годы Онайи не смела надеяться. Ни разу не разрешила себе задать эти вопросы. С мыслями об Айфи всегда приходили мысли о кровавой мести. Мысли об Айфи поддерживали ее в любом бою, позволяли забыться и полностью подчиниться инстинктам. Это и превратило ее в страшного Демона Биафры, яростного, безжалостного пилота, сеющего страх среди врагов. Ее знали в Биафре и в Нигерии как воина, от которого нельзя скрыться. И все это из-за смерти Айфи.

Пол под ней трясется, и ее отбрасывает на другой конец комнаты. Новый приступ боли.

Еще один короткий раскат, а затем, где-то вдалеке, почти неслышно, – тихий гром, ближе и ближе, словно набегающие на берег волны. Она узнает этот звук. Взрывы. Это атака.

Она с трудом поднимается на локте. Стискивает зубы от боли. Ощупав рану, видит, что рукав промок насквозь. Левая рука онемела. Как только она собирается встать, здание накреняется, и ее отшвыривает к стене. Она рычит от боли, пробуя выпрямить ноги. Здание раскачивается, она озирается по сторонам, ищет, за что можно ухватиться. Делает шаг к двери, другой, но здание кренится уже в другую сторону, она снова падает, и ее относит к окну. Она переворачивается и пытается хоть за что-то уцепиться, но пальцы только скользят по гладкому дереву, и она вываливается в окно.

На нее обрушивается ветер, она готова сгруппироваться, чтобы смягчить падение, но что-то ловит ее за ногу и удерживает. Она висит вниз головой, покачиваясь и ударяясь о стену.

Но ей удается посмотреть вверх. Это Агу.

Теперь уже у Онайи нет времени размышлять, привидение это или галлюцинация. Она висит на большой высоте и вот-вот упадет – это реальность. И что-то до сих удерживает ее от падения и смерти – обломок металлической конструкции, за который зацепилась штанина, или рука мальчика, с которым она вместе сражалась. Прямо сейчас это не важно.

Она подтягивается и достает до его второй руки. Мышцы живота горят от усилия. Агу перегнулся через подоконник насколько возможно: вокруг – битое стекло. Он почти готов вытащить ее, но здание содрогается снова. Времени не остается.

– Сестра, – тихо и настойчиво говорит Агу, и Онайи понимает по голосу, что он хочет сказать. Разреши мне защитить тебя.

И она разрешает. Прежде чем оба выпадают из разбитого окна, он обвивается вокруг нее, словно живым щитом закрывая своим телом от удара.

Онайи знает, что не умрет. Этого не случится. Не сейчас, когда она так нужна этому городу.

Когда Айфи приходит в себя, все вокруг выглядит, пахнет и звучит так, будто наступил конец света.

Вопли, крики, мольбы о помощи. Дым и сера. Привкус меди во рту.

Везде разрушенные здания. Палатки с едой, торговые центры, школы. Бушует огонь. Роботы изо всех сил пытаются его затушить. Люди бегут в панике, дорожные роботы стараются регулировать их передвижение. Катаката нарушила работу воздушных путей, автобусы-маглевы и автомобили врезаются друг в друга, улицы Энугу усеяны горящими машинами.

Стиснув зубы, Айфи заставляет себя встать и только тогда замечает, что правая рука безжизненно повисла вдоль тела.

Неподалеку языки пламени лижут витрину магазина тканей. Стекла выбиты взрывом. Айфи залезает в витрину и рвет платье на манекене, пока не удается оторвать достаточно длинный лоскут. Помогая себе зубами, делает из него повязку для сломанной руки и бежит к автобусному депо.

Повсюду до странности пусто, повсюду следы разрушения. На улицах воронки – идеальной формы полукружья, вырванные из металла и бетона. В башнях зияют сферические пустоты. Кто же заложил такие бомбы?

Несколько автобусов уцелело, но само депо превратилось в гору разбитого флексигласа и покореженного металла.

На стоянке рядом выстроились разномастные летающие мотоциклы – ховербайки. Вокруг никого. Айфи забирается на один из них, ищет, куда приложить большой палец, но не находит ничего. Она тянется здоровой рукой за планшетом, но тут понимает, что сумки нет. Она понятия не имеет, где потеряла сумку и планшет – свой ключ к миру.

Паника сжимает сердце. Она оглядывается. Замечает мертвого биафрийца в разноцветной агбаде[6]. Его торс торчит из кучи щебня. Она несется к нему, тащит и тащит до тех пор, пока почти не высвобождает из-под завала, затем, догадавшись, подкатывает байк, поднимает окровавленную руку убитого и прижимает его большой палец к панели.

Секунда напряженной тишины – и ховербайк оживает. Она запрыгивает в седло и взлетает над землей.

Интересно, что случилось с Агу, думает она. По спине пробегает холодок. Он был синтом. А сколько еще синтов было в том караване? Сколько из них могли нести бомбы в животе, в груди или даже в голове? Бомбы, которые взорвали Энугу. Которые погребли Онайи под грудами стали и камня.

Онайи закрывает глаза, готовясь рухнуть на землю.

Сначала они ударяются о ветки деревьев. Она слышит треск и надеется, что это не ребра Агу. Он тихо стонет, когда они падают на кабину маглева. Крыша сминается под их весом.

Проходит мгновение, и Агу разжимает объятия.

Онайи распрямляется и скатывается с кабины на землю. Боль в плече немного утихла, но все равно трудно шевелить левой рукой.

Она ждет, что Агу тоже спустится, но он не двигается.

– Агу! – Она подбирается ближе. – Агу, вставай! – Она пихает его, хватает за руку, трясет. – Эй, Агу, вставай! – Она начинает задыхаться. Забравшись на маглев, она пытается нащупать пульс на шее мальчика. – Агу? – Прислушивается к дыханию, сжимает запястье. – Агу! Агу, проснись! – Она трясет его не переставая. Она уже знает, что означает этот холод, эта безвольность рук и ног, эта тишина механизмов в его теле. Его больше нет. Но она продолжает трясти его. Не сейчас, не после всего, что они пережили. – Агу, пожалуйста!

Нет нет нет нет. Подступают слезы, она прижимается лбом к его груди и всхлипывает.

Агу.

Вопли. Резкие, пронзительные.

Она встает с колен и соскальзывает с машины. Нужно, просто необходимо что-то сделать для него. Подготовить к погребению, привести в порядок его одежду, она хочет сделать хоть что-нибудь. Крики и вой отовсюду все нарастают, становятся громче и страшнее. Но не может же она просто оставить его здесь.

Из окон разрушенного дома над ними вырывается огонь.

Она смотрит еще раз на мальчика, на его застывший взгляд, на слабую улыбку, навсегда оставшуюся на губах. Она была последней, кого он видел. Он умер счастливым.

Он умер счастливым. Так говорит себе Онайи, бросаясь в хаос.

Здания вокруг буквально стонут на непрочных опорах. Шпили церквей валятся на землю. Торговые центры оседают, обрушиваясь. Онайи напрягает слух, стараясь расслышать знакомые звуки. Она слушает и слушает, но не слышит. Стрельбы нет. Если бы это была обычная атака, то за взрывами обязательно шли бы выстрелы. Онайи смотрит вверх. Хотя дым застилает глаза, она понимает, что в голубом небе не видно следов химического загрязнения. В мешанине звуков, терзающих слух, нет скрежета и грохота воздушных мехов, прорывающихся сквозь звуковой барьер. Нет и жуткого рычания лучевой пушки, один выстрел которой обратил бы половину Энугу в пепел.