Ты моё дыхание - Ева Ночь

Последнее он сказал с чуть заметной усмешкой, но я понял: связи у отчима Софьи имеются. Правда, по всей видимости, Аркадий прав: против таких человечков, как безопасник Драконова-старшего, мало кто выстоит.

Не отличался он ни ростом, ни фигурой. Мужик в годах. Холёный, правда, но невзрачный какой-то, с густой проседью в волосах. Но в глаза ему даже я, взрослый мужик, смотреть не мог. Что-то такое в них плескалось, что я предпочёл не заглядывать и не задумываться.

– Если выживет, – кивнул он в сторону Сониной мамы, – уговорите написать заявление. Об остальном мы позаботимся.

Он так и сказал, будто предлагал гуманитарную помощь – холодно и нейтрально, но по тому, как хищно дрогнули у него губы, я понял, что мой нокдаун – мелочи.

– Живая она, живая, – как заведённый причитал Пашка. Губы у него тряслись, на щеках рдели рваные пятна, но во взгляде тоже читалась такая решимость, что я вдруг понял: он молодец, Полозов. Не зря Соня на него внимание обратила. Есть в нём стержень. И хорошее тоже в наличии.

Моя Соня – молодец. Видит, чувствует, и поэтому люди к ней тянутся. Светлая девочка – я не ошибся, когда впервые её увидел в «Голубой лагуне».

– Как мы только Соне скажем, – прошептал Пашка, когда подоспела «скорая помощь».

– Как-нибудь, – вздохнул я. – Вы тут оставайтесь. Полицию вызвала бабулька. Видимо, с минуты на минуту прибудут. А я в больницу. Будем маму спасать. С Соней я тоже сам поговорю.

Пока ехал, держал Сонину маму за руку. Тонкая слабая рука, вся в синяках и ссадинах. Не только сегодняшних. Какой ад ей пришлось вытерпеть? Не знаю.

– Наверное, я вам должен сказать «спасибо». За Соню и Вовку. За то, что уберегли и пожертвовали собой. Просто держитесь. Вы очень им нужны. И Соне, и Вове. Им очень нужна мама. Без мамы никак нельзя, понимаете?

Не знаю, может, мне только почудилось, но её рука в моей слабо дрогнула. И даже если это просто машину тряхнуло, я решил считать иначе. Хороший знак. Будем за него держаться всеми конечностями!

Софья

– Сонь, – сказал Костя, как только я откликнулась на его звонок. Я уже по голосу его поняла: что-то случилось, – там Сёма под дверью стоит, охранник наш из «Лагуны», помнишь? Выйди тихонечко, ладно? Мама Вовку отвлечёт. Только тихонько, Сонь, пожалуйста. Я тебе всё объясню.

Я и так знала, что дело плохо. Не знаю, как улизнула. Только поймала взволнованный взгляд мамы Алины. Она уже знает то, чего пока не знаю я.

Сёма молчал, как в рот воды набрал.

– Куда хоть едем? – взмолилась я через несколько минут.

– В клинику, – сказал он, поколебавшись. – В очень хорошую клинику. Там Костя тебе всё объяснит.

Я бы заревела в три ручья. Но слово «клиника» немного меня приободрило. И я уже понимала: там моя мама. И то, что маме плохо, я тоже понимала.

Пока ехала, старалась ни о чём не думать, но мысли лезли в голову одна другой краше. Я повторяла себе: я ей предлагала уйти, а она почему-то не сделала этого. Всё, что я могла, сделала. Но всё ли? Действительно ли? Ведь она никогда не делилась, ничего не рассказывала. Не просила помощи. Просто жила с тем скотом, что издевался над ней. И это после нашего доброго папы, что голос никогда не повышал!

Костя встретил меня на пороге клиники.

– Она в реанимации. Надо ждать, – сказал, обнимая меня. И тогда я заплакала. На его сильном плече выплёскивала горечь, отчаяние, страх, что могу потерять маму.

– Всё будет хорошо, Сонь, – гладил Костя меня по голове. – Будем надеяться. Врач сказал, что шансы высокие, что вытянут. И не переживай больше – отчима забрали. Повязали. Надеюсь, больше он в вашей жизни никогда не появится.

– Как же мы Вове скажем? – спросила я сквозь слёзы. – Он же ждёт её постоянно.

– Как-то скажем. Главное, чтобы она выкарабкалась. А дальше выдюжим. Даю честное слово.

И я верила ему. Верила так, как никогда в жизни. Многое со мной случилось впервые рядом с Костей. С человеком, что дал так много и ничего не потребовал взамен. Разве что стать его невестой и женой.

– Операция прошла успешно, – сказал врач через несколько томительных часов ожидания. – Будем надеяться на лучшее. Многое теперь от вашей мамы зависит. Но, думаю, ей есть ради чего жить и бороться.

И ей действительно было ради кого и в себя прийти, и глаза открыть, и в сознание вернуться.

Правда, случилось всё не сразу. Но когда она очнулась, я была рядом. Держала её за руку.

– Соня, – слабо пошевелила она пальцами и тут же встревожилась: – А Вова? С ним всё хорошо?

– Да, мам, – поцеловала я её в ладонь, – у нас всё хорошо. Денис в следственном изоляторе, не бойся.

Не сразу, но она начинала оживать. И даже улыбаться.

– Мама! – плакал Вовка, когда увидел её впервые. – Я этого дядьку убью, как вырасту! – пообещал он страшным голосом и заревел в три ручья.

– Не надо, мой хороший, – погладила мама его густые кудри. – Убивать – это плохо. Нужно мирно жить, добро сеять, как папа твой учил. Жалко, ты его почти не помнишь.

Заявление на Дениса мама написала, но пугалась каждого шороха. Я видела, как в глазах её нет-нет да вспыхивал страх. Тот, что она тщательно прятала от нас.

И тогда к ней пришла она – хорошенькая девушка Оля. С мягкой улыбкой, нежным голосом, с животиком, что уже выступал явственно, а она его нет-нет да украдкой трогала, словно убеждаясь: малыш с ней, никуда не делся.

Вначале она приходила просто так, приносила яркие апельсины. Потом поставила на тумбочку ярко-розовый цикламен с цветами и бутонами. А позже они разговорились. Ей, а не мне, мама поведала, как жила всё это время. Может, потому что горе у них было общее.

– Когда-то у меня был муж. Первый. Он бил меня и издевался, а я боялась и терпела, – рассказывала Ольга. – А потом мне пришлось спасать ребёнка. И тогда прямо на трассе меня подобрали парень с девушкой. Научили не бояться и бороться. За себя, за Кирюшку.[1] А теперь я волонтёр в реабилитационном центре для жертв насилия, где помогаю таким же женщинам, как я, что однажды попали в беду – оказались заложницами обстоятельств, собственного страха, не могли вырваться на волю и начать новую жизнь.

– Я одна осталась. Муж умер. Двое детей, – делилась мама с Олей некоторое время спустя. – А я всегда слабая была. Не беспомощная, но казалось тогда, что не смогу детей поднять. А тут Денис – ухаживал, красивые слова пел. Я ведь его не знала тогда. Думала, опора будет. А только столб этот оказался гнилой. Я Соню с Вовой из дома выгнала. А он без конца детьми угрожал. Говорил, что если надумаю заявить на него или убежать, он нас из-под земли достанет, и ему ничего не будет. У него везде связи и друзья. Я выхода другого не видела. Терпела. Лишь бы Соню с Вовой не трогал. Замкнутый круг.