Зеркало наших печалей - Пьер Леметр

– Больше никого нет…

– Неправда, вы ведь здесь, и Иисус будет вам благодарен.

– Значит, Он с нами?

Супрефект охотно шутил с отцом Дезире, это отвлекало его от утомительных занятий. Он командовал оставшимися клерками, и они вместе помогали беженцам, прибывавшим в департамент, мобилизовывали жандармерию, социальные службы и больницы.

Дезире улыбнулся:

– У меня появилась идея.

– Господи спаси и помилуй!

– И не говорите!

– Слушаю вас.

– Раз вы занимаетесь лишь безнадежными случаями и никогда не посещаете нас, потому что мы худо-бедно справляемся сами, не дать ли мне дюжине беженцев умереть от голода?

– Дюжины будет недостаточно…

– Скажите, скольких мне уморить?

– Уж точно не меньше двадцати, отец.

– Кого предпочитаете, женщин и детей?

– Окажите любезность…

Оба улыбались, ведь они занимались одним и тем же делом – затыкали проделанные войной бреши. Подобный шутливый диалог был их маленьким ритуалом, потом они переходили к серьезным вещам. Дезире никогда не уходил из кабинета с пустыми руками. Один раз он получил несколько канистр с бензином, в другой – разрешение забрать оборудование из школьной столовой.

– Мне необходим помощник по медицинской части.

Луазо скрывал от священника, что в его распоряжении все еще находятся несколько медсестер, но ситуация осложнялась, и он понял: придется отправиться туда и посмотреть что к чему.

– Я пришлю к вам медсестру.

– Нет.

– Что значит – нет?

– Не пришлете, потому что я увезу ее с собой немедленно.

– Договорились, но при одном условии: я знаю, что вы никогда не отпустите бедняжку добровольно, поэтому приеду и самолично заберу ее. Например, во вторник. В десять утра.

– А людей зарегистрируете?

– Увидим…

– Зарегистрируете?

Супрефект устал и сдался:

– Да.

– Аллилуйя! В благодарность я отслужу мессу, мсье Луазо. Согласны?

– Да…

Чиновник и впрямь утомился от общения с отцом Дезире…

Медсестра оказалась одной из Дочерей милосердия[69], молодой женщиной со строгим бледным лицом.

Она протянула Филиппу тонкую белую ладонь и представилась:

– Сестра Сесиль.

Бельгиец на мгновение растерялся, но сразу взял себя в руки, почтительно поклонился и поставил в кузов ее коробки и чемодан.

На обратном пути грузовик заезжал на соседние фермы, где священник «отбирал» у хозяев все, что мог: обитателей часовни следовало кормить и согревать. На огороде он спрашивал: «Что это там, помидоры?» Обследовал подвалы и не стеснялся задать вопрос: «У вас столько картошки, что вы и осаду выдержите, может, уступите половину из любви к Господу?»

– Это настоящее вымогательство! – возмутилась Алиса, впервые участвовавшая в рейде.

– Вовсе нет! Вы разве не видите, как счастливы эти люди?

В Валь-де-Лож отец Дезире приветственно помахал Сиприену Пуаре, работавшему в поле. Рядом щипал траву теленок.

– Прижмитесь к обочине! – крикнул отец Дезире, и Филипп затормозил: дорогу заняла бесконечная колонна военных машин.

– Если это французская армия, объясните мне, почему она направляется в ту сторону? – заметил священник. – Разве немцы не там?

Монахиня улыбнулась. Все утро в кабинете супрефекта говорили о том, что Седьмая армия отходит к Луаре. Очевидно, эти грузовики – авангард отступающих…

– Куда они едут? – спросил Дезире.

– Полагаю, в Монсьен, но я не уверена…

Пропустив колонну, они свернули на длинную грунтовку, ведущую к ферме Пуаре, где стояли всего два дома. В них жили нелюдимый Сиприен и его мать Леонтина. Они давно были в ссоре, не разговаривали, смотрели каждый из своего окна и мысленно поносили друг друга.

Грузовик заехал во двор, и отец Дезире спрыгнул на землю, чтобы оглядеться. Сестра Сесиль присоединилась к нему одновременно с мамашей Пуаре.

– Добрый день, дочь моя, – сказал священник.

Леонтина кивнула. Кюре в черной сутане и монахиню в белых одеждах она восприняла как делегацию от Всевышнего.

– Я приехал за прицепом, можете сказать, где он?

– Прицеп? Зачем он вам, святой отец?

– Чтобы погрузить в него теленка.

Леонтина сделалась белой, как мел, и Дезире поспешил объяснить, что Сиприен только что подарил теленка часовне Беро.

– Теленок мой! – запротестовала Леонтина.

– А Сиприен утверждает, обратное…

– Он много чего утверждает!

– Не стоит так волноваться, я все понял, матушка. Сиприен подарил теленка Господу, вы забираете его назад… Дело ваше…

Дезире повернулся и пошел к грузовику.

– Подождите, отец! – Леонтина указала рукой на птичий двор (он принадлежал сыну). – Раз он отдает теленка, от меня примите в дар кур и уток.

Сиприен собственноручно завел теленка в прицеп.

Вокруг Габриэля собралось человек пять заключенных. Через щель между рамой и стеклом они наблюдали за происходящим во дворе. Все выглядели измученными бессонной ночью. Доржевилю было плохо, он то и дело вскрикивал от боли, и тогда кто-нибудь из анархистов или коммунистов рявкал: «Сдохни, падаль!»

Не было и шести утра, но солдаты и жандармы уже лениво изображали построение. Одетые по всей форме, они топтались в пыли, передавали друг другу сигареты, исподтишка наблюдая за офицерами, которые стояли рядом с дылдой-капитаном и выглядели встревоженными.

– Что там происходит? – спросил молодой коммунист.

– Их напугала вчерашняя бомбежка, и они пытаются найти решение. Пока не получается.

Как всегда в ситуации опасности, новость мгновенно облетела барак, и человек пятнадцать кинулись к окну. «Пусти, дай взглянуть… Отойди… Да отойди же…»

– Не знаю, что уж там они замышляют, но по всему видно – аджюдан-шеф явно не согласен с капитаном…