Рудольф Нуреев. Неистовый гений - Ариан Дольфюс

Рудольф нередко жаловался на прессу, но не избегал ее. Он понимал, что КГБ не осмелится напасть на него, если его имя не будет сходить со страниц журналов и газет. Один из первых советов, данных им Михаилу Барышникову после его побега на Запад в 1974 году, заключался в следующем: «Сделай так, чтобы ты постоянно мелькал на первых страницах газет. И не важно, какая это будет для тебя реклама, хорошая или плохая. Быть всегда на пике новостей — самый лучший способ выжить»{566}. Своим близким он говорил: «Я даю прессе пользоваться мной, но я и сам тоже умело ею пользуюсь»{567}.

Для Рудольфа пресса была и средством выживания, и коммерческим предприятием. Чтобы заполнить залы и привлечь продюсеров, надо было заставить говорить о себе. Этому сразу научил его американский продюсер Сол Юрок.

Соломон Юрок родился в бедной украинской деревне в 1888 году. На Западе (в Нью‑Йорке, в 1906 году) он оказался, как и Рудольф, совсем один. Очевидно, ему приходилось голодать, но голод только подстегивает предприимчивость. Перебрав множество профессий, он стал импресарио. Достаточно сказать, что среди его клиентов были Анна Павлова и Федор Шаляпин, а позже Ван Клиберн и Айзек Стерн.

Нуреев был польщен тем, что Юрок, необычайно популярный в США{568}, выбрал именно его. Юрок рекомендовал ему дать такие‑то и такие‑то интервью, советовал мелькать в таких‑то и таких‑то ресторанах, появляться на определенных званых вечерах. Как ни странно, непокорный Рудольф охотно прислушивался к его советам. Привычный иметь дело со звездами и их непомерными требованиями, Юрок всегда говорил: «Если они не капризничают, то мне таких и не надо. Это в природе большого артиста быть таким». Ну что ж, в случае с Нуреевым он вкусил этого сполна.

Обустроившись на Западе, Нуреев очень скоро расстался с унылой манерой одеваться «по‑советски»; в магазинах он покупал себе экстравагантные вещи, которые ему нравились. Это тоже привлекало внимание прессы. Его так часто снимали в яркой одежде, что он даже стал законодателем мужской моды шестидесятых годов. В подражание Нурееву мужчины стали носить кожаные куртки с поднятым воротником, кожаную кепку, брюки‑«сигареты» и приталенные рубашки на молнии. Самые смелые, опять же в подражание Нурееву, надевали длинные пальто из меха или кожи ярких цветов, включая красный и белый, или лаковые ботинки, или тяжелые «ковбойские» сапоги на каблуках… А чего стоили его знаменитые «куртки Неру» с высоким воротником‑стойкой, ставшие неизменным атрибутом тех лет, — позже точно такие же носили «битлы» и их поклонники. Его вещи никогда не были банальными, они были остромодными, или совершенно отвязными, как сказала бы современная молодежь. Рудольф следовал собственной логике: ему надо было продолжать спектакль даже за стенами театра.

Отдельно надо сказать и о его прическе Нуреева. На Западе он появился с растрепанными волосами, закрывавшими уши и падавшими на лоб густой челкой. Для нашего времени ничего особенного. Но в те годы, да еще в балете, где артисты традиционно стриглись очень коротко, такой внешний вид вызывал шок. Критики критиковали, а хроникеры увлеченно смаковали. Это дало свои плоды: в 1963 году стрижка «а‑ля Нуреев» была самой востребованной у… американских дамских парикмахеров! Еще до того, как дамы стали просить постричь их под Мика Джаггера… Годы спустя Рудольф не без юмора сказал Шарлю Жюду: «Я ведь даже придумал носить длинные волосы…» Хотя в действительности длинные волосы носили и Байрон, и Рэмбо, и Шопен. Все романтики, как и он сам.

Нуреев тщательно следил за своей шевелюрой и обладал шкафами, набитыми дорогой (шикарной, шокирующей) одеждой. Однако ему случалось носить не снимая одну и ту же вещицу, если она ему нравилась. Один из его друзей вспоминал в 1972 году: «Он мог прийти разодетый как принц, а мог выглядеть клошаром. Все зависело от его настроения в данный момент»{569}. Двадцать лет спустя, уже будучи очень больным и оттого всегда зябнувший, Нуреев носил вечный зеленый берет на поредевших волосах, длинные, видавшие виды пальто и шерстяные свитера, которые при этом были веселой расцветки. За три месяца до смерти он говорил: «На мне сегодня надеты вместе Кристиан Диор, Миссони и Кензо. Это фольклорно и весело, как характерный танец»{570}. Он весь был в этом: русский Рудольф и богатый Нуреев…

Надо вообразить, чем было в то время появление этого молодого сексуального денди на ужинах в высшем обществе Парижа, Лондона или Нью‑Йорка. На удивление, Рудольф всегда нравился стареющим светским львицам и львам. Но и ему нравилось проникать в этот неизвестный мир, привлекающий красивой плотью, красивыми итерьерами и настоящими произведениями искусства. Благодаря Марго Фонтейн перед этим «провинциальным голодранцем», как его еще недавно называли в Ленинграде, вдруг открылись все двери. Он припадал к руке английской королевы, обедал в приватном кругу с принцессой Маргарет, часто виделся с принцессой Иордании Фириал, еще чаще — с Джекки Кеннеди и ее сестрой Ли. Его приглашали в круизы Аристотель Онассис, близкий друг Марго Фонтейн, и Ставрос Ниархос, греческий балетоман, вечный соперник Онассиса.

Среди богатых знакомых Нуреева были и такие, с кем у него установились глубокие, искренние отношения. В Лондоне Нуреев любил бывать у Якоба Ротшильда, крупного банкира и большого почитателя искусства; вдвоем они могли часами говорить о живописи, к вящему удовольствию Рудольфа, который узнавал от барона много нового и интересного. В Париже его большим другом была Мари‑Элен де Ротшильд, всегда остававшаяся для Рудольфа верной наперсницей, покровительствующей, но не чересчур.

В свои апартаменты на Пятой авеню Нуреева допускали многие богатые американки. Одной из самых первых американок, относившихся к нему благосклонно, была Джекки Кеннеди, присутствовавшая на выступлениях Нуреева с Королевским балетом в апреле 1963 года в Метрополитен‑опера. Появление на спектакле супруги американского президента было огромной честью для Рудольфа. А через несколько дней она пригласила Рудольфа, Марго Фонтейн и Фреда Эштона в Белый дом, предоставив в их распоряжение специальный самолет. Бывший советский гражданин Рудольф Нуреев не мог отказать себе в удовольствии, войдя в Овальный кабинет, усесться в кресло Президента Соединенных Штатов. Какой был бы кадр, если бы здесь оказался фотограф!

Среди богатых поклонников были и такие, с кем у Рудольфа установились двусмысленные отношения. Такое времяпрепровождение было для него одновременно и забавным, и не вызывающим опасения, потому что он знал: эти люди, по крайней мере, испытывают к нему интерес не ради его столь быстро накапливаемых денег. Никаких иллюзий по поводу этих отношений он не испытывал. «Для них я игрушка», — любил повторять он.

Рудольф приехал на Запад, будучи еще очень молодым человеком, и в те беззаботные годы он с удовольствием ходил на многочисленные праздники и вечеринки. Этот ночной мотылек любил появляться в ресторанах и на модных дискотеках, создавая впечатление принадлежности к элите «джет‑сетторов» — прожигателей жизни. В Париже он часто обедал в ресторане «Maxim's», а в Лондоне ужинал в «Arethusa» или в «Caprice», где завсегдатаями были звезды шоу‑бизнеса. Затем он отправлялся танцевать твист или джерк к Дэнни Ля Рю или в «Ad Lib», дорогие частные клубы, куда простым смертным дорога была заказана.