Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

Это совершенно не соответствовало желаниям тибетцев, которые ценили свою независимость и имели на нее полное право. Поэтому тибетское правительство решилось на такой жест, рассудив, что благодаря публицистической деятельности этих американцев весь мир поддержит независимость Тибета.

Кроме перечисленных гостей правительства, в профессиональную командировку в Тибет приезжали еще один инженер и механик. Инженера – он был англичанином – прислала компания «Дженерал электрик» для установки оборудования на новой электростанции. Специалист высоко оценил работу, проделанную Ауфшнайтером.

Механик Недбайлов, русский белогвардеец, скитался по Азии со времен начала русской революции. В конце концов он оказался в том же лагере для интернированных, что и я, и должен был быть репатриирован в Россию в 1947 году. Чтобы спасти свою жизнь, он бежал в Тибет, но почти сразу после пересечения границы его снова задержали – он оказался на территории, контролируемой англичанами. В итоге ему, как прекрасному работнику, разрешили остаться в Сиккиме. В Лхасу его вызвали ремонтировать оборудование старой электростанции. Но через несколько месяцев после его прибытия в столицу Красная армия Китая напала на Тибет, и Недбайлову снова пришлось бежать. В итоге он якобы осел в Австралии. Видно, его судьба была вечно откуда-то бежать. Авантюрист по натуре, он довольно легко переносил все опасности. Кроме своей работы, Недбайлов любил крепкий алкоголь и юных девушек – ни в том ни в другом в Священном городе недостатка не было.

* * *

Провозглашение независимости Индии определило судьбу представительства Великобритании в Лхасе. Английских сотрудников заменили на индийских, и только мистер Ричардсон оставался в тибетской столице до середины сентября 1950 года, потому что индийцы поначалу не нашли ему квалифицированной замены. Реджинальда Фокса приняло на работу радистом тибетское правительство. Ему поручили установить радиостанции во всех стратегически важных пунктах, поскольку опасность нападения со стороны красного Китая росла с каждым днем. В Чамдо, самой важной точке Восточного Тибета, требовался надежный человек, и Фоксу разрешили направить туда молодого англичанина по имени Роберт Форд. Я видел его пару раз в Лхасе – это был милый юноша, очень любивший танцевать. Именно он научил лхасскую молодежь танцевать самбу. Тибетцы с радостью танцевали на вечеринках, в основном местные, напоминающие чечетку танцы, но иногда и быстрые фокстроты. Старики, глядя на это, качали головами: им казалось непристойным, что партнеры так тесно прижимаются друг к другу, – совершенно как у нас пару столетий назад, когда вальс только начинал свое триумфальное шествие.

Форд отправился в Чамдо с огромным караваном, и вскоре с ним можно было связаться по радио. Парень оказался в совершенном одиночестве – единственный европеец на многие сотни километров вокруг! Но радиолюбители всего мира буквально бились за право связаться с Робертом Фордом. После этих бесед Форд с Фоксом получали множество писем и подарков со всего света. К сожалению, записи тех безобидных переговоров впоследствии сослужили Форду дурную службу. Во время наступления китайцев он не смог бежать, так как оказался в окружении. Ему предъявили самые невероятные обвинения, в том числе в покушении на ламу, а найденные у него записи сочли доказательством шпионской деятельности. И до сих пор этот приятный и ни в чем не повинный молодой человек сидит в китайской тюрьме, несмотря на все усилия, прилагаемые для его освобождения британским представителем в Пекине.

В течение семи тибетских лет я встретил еще одного человека, принадлежащего к европейской культуре, – американца Бессака. Но о его судьбе я расскажу позже.

Наступил мой второй тибетский Новый год в Лхасе. На этот раз я присутствовал на всех праздничных церемониях с самого начала. Снова в город прибыли десятки тысяч гостей, и вся Лхаса напоминала гигантский военный лагерь. Праздновали начало года огня-свиньи, и размах торжеств ничем не уступал прошлогодним. Меня, конечно, больше всего интересовали те мероприятия, которые я из-за болезни пропустил в прошлом году.

Ярче всего запечатлелся в моей памяти парад, в котором участвовала тысяча солдат в старинных доспехах.[66] Традиция проводить такой парад восходит к одному историческому событию. Когда-то против Лхасы выступила мусульманская армия, но во время очень сложного перехода у подножия Ньенчентанлха попала в сильнейшую снежную бурю и практически полностью погибла. Пёнпо этой местности привезли доспехи замерзших солдат в Лхасу, где было устроено триумфальное шествие, и с тех пор эти доспехи доставали каждый год и тысяча тибетских солдат демонстрировала их публике. На ветру развевались древние штандарты, кольчуги позвякивали на воинах и лошадях, шлемы с надписями на урду поблескивали на солнце, а в узких переулках громом отдавались выстрелы старых ружей.

Странное создавалось ощущение от этого средневекового парада по улицам старинного города. Все это так подходило друг к другу, что казалось реальностью, а не исторической реминисценцией. Под командованием двух знатных генералов войско прошло по Паркору к открытому месту на окраине Лхасы. Десятки тысяч зрителей собрались там вокруг огромного костра, в котором пылали подношения божествам – большие куски масла и мешки зерна. Завороженно люди смотрят, как монахи бросают черепа и изображения злых духов в огонь. В это же время раздаются раскаты пушечных выстрелов: солдаты салютуют из зарытых в землю орудий каждой из окрестных вершин. А в качестве кульминации этого действа к костру нетвердыми шагами подходит оракул в трансе и после короткого танца замертво падает на землю. Это выводит людей из оцепенения. Все начинают кричать и дико размахивать руками, будто в экстазе. В такие моменты толпа совершенно непредсказуема. В 1939 году члены единственной немецкой экспедиции в Тибет присутствовали на таком празднике и чудом остались в живых. Они попытались заснять анфас погруженного в транс оракула, и тут же в них полетели камни. Им пришлось бежать, перепрыгивая через садовые ограды и забираясь на крыши домов. Этот инцидент отнюдь не был проявлением ненависти или отвращения к чужеземцам. К такому происшествию привело просто сильнейшее религиозное чувство. Я сам соблюдал крайнюю осторожность, когда впоследствии по просьбе Далай-ламы снимал во время праздников – потому что практически всегда случались какие-нибудь экстатические сцены. И я был горд тем, что мне и для себя удалось сделать несколько снимков.

Во время новогодних торжеств главный камергер Его Святейшества объявил нам, что мы внесены в список посетителей Далай-ламы. Хотя мы уже несколько раз видели юное божество и оно нам совершенно точно улыбалось во время процессий, мы были очень взволнованы тем, что нам предстоит предстать перед ним в Потале.