Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

Разве тибетская культура и образ жизни не уравновешивают отсутствия некоторых технических достижений? Где в западном мире можно встретить такую искреннюю вежливость? Здесь люди никогда не теряют лица, никогда не грубят. Даже политические враги общаются друг с другом уважительно и вежливо, дружески приветствуют друг друга, встретив на улице. Знатные женщины изысканны и элегантны, они подбирают себе наряды и украшения с безупречным вкусом и замечательно умеют принимать гостей. Наши знакомые не понимали, почему мы, два холостяка, не возьмем себе в дом одну или нескольких женщин, чтобы они занимались хозяйством. Друзья серьезно предлагали нам взять хотя бы одну жену на двоих. Иногда, сидя в одиночестве, я и сам подумывал о спутнице жизни. Но хотя вокруг было множество красивых девушек, я не мог представить себе, что свяжу свою судьбу с одной из них. Ни с кем из них я не чувствовал душевной близости, а она в моем понимании обязательна для совместной жизни. Я бы с огромной радостью вызвал сюда свою жену с родины… Но сначала у меня не было на это средств, а потом этому помешали политические события.

Так что я жил один, что оказалось большим преимуществом позже, когда я сблизился с Далай-ламой. Будь я женат, власть имущие монахи гораздо больше противились бы нашим встречам. Ведь монахи соблюдают строгий целибат и избегают всякого общения с женщинами. К сожалению, среди них распространен гомосексуализм, его даже одобряют как доказательство того, что женщины в их жизни не играют никакой роли. Иногда случается, что монахи влюбляются в девушек и просят тогда снять с них духовный сан, чтобы вступить в брак со свой избранницей. Этому не чинится никаких препятствий. После сложения с себя сана те, кто происходит из знатных семей, получают светскую должность того же ранга, а вот монахи из простых семей лишаются ранга и обычно начинают зарабатывать на жизнь торговлей. Тех монахов, которые вступают в связь с женщиной, не отказавшись при этом от сана, сурово наказывают.

Несмотря на мое добровольное одиночество, время пролетало очень быстро. Свободные от работы часы были заняты чтением и походами в гости. Мы с Ауфшнайтером регулярно навещали друг друга, после того как стали жить порознь. Нам обоим просто необходимо было обмениваться мыслями. Мы не были полностью удовлетворены своей деятельностью, и время от времени нас посещали сомнения, нельзя ли проводить время с большей пользой. Сколько всего заслуживало исследования в этой неизведанной стране! Время от времени мы думали, не покинуть ли нам Лхасу и не отправиться ли снова путешествовать, как бедные паломники, переходя от станции к станции, и изучить страну так глубоко, как не удавалось еще ни одному европейцу. Ауфшнайтер все мечтал провести год на берегах Намцо, этого огромного таинственного озера, и изучить все его течения, приливы и отливы.

Даже когда мы совершенно привыкли к жизни в Лхасе, нас не покидала мысль о том, как же нам повезло и как ценно то, что нам разрешили остаться здесь. Правительство часто поручало нам переводить письма. Они приходили со всех концов света от людей самых разных профессий, просивших разрешить им въезд в Тибет. Многие писали о том, что хотят работать в Тибете за «питание и проживание», желая познакомиться со страной. Кроме того, приходили письма от людей, страдающих туберкулезом, – они надеялись, что горный воздух Тибета излечит их или хотя бы продлит жизнь. Таким больным всегда сразу же отправляли положительный ответ вместе с благословением и наилучшими пожеланиями от Далай-ламы, а иногда и некоторую сумму для частичной оплаты поездки. На остальные запросы не отвечали. Так что, кроме больных, никто не получал разрешения на въезд в страну. Тибет делал все, чтобы поддерживать свою изоляцию. Он оставался «запретной страной» – какими бы соблазнительными ни были предложения.

Иностранцев, которых я видел за пять лет пребывания в Лхасе, можно было перечесть по пальцам…

В 1947 году по рекомендации британского представительства официально был приглашен молодой французский журналист по имени Амори де Рьенкур, который провел в Лхасе три недели. Годом позже в городе побывал знаменитый тибетолог профессор Туччи[63] из Рима. В Тибете он оказался уже в седьмой раз, но побывать в столице ему удалось только теперь. Этот ученый считался лучшим знатоком истории и культуры Тибета, он перевел множество тибетских книг и опубликовал немало собственных работ. Он всегда удивлял китайцев, непальцев, индийцев и тибетцев глубокими знаниями по истории их стран. Я несколько раз встречал его на приемах, и однажды во время разговора в большой компании он поставил меня в щекотливое положение. Речь зашла о форме Земли. В Тибете распространено мнение, что она – плоский диск, а я, конечно, ревностно защищал учение о сферической форме Земли. В итоге тибетцам мои аргументы показались убедительными, но я решил для укрепления своих позиций призвать себе на помощь профессора Туччи. К моему огромному удивлению, он в присутствии всех гостей встал на сторону сомневающихся, сказав, что все ученые должны постоянно пересматривать свои теории, так что однажды может оказаться, что верны именно тибетские взгляды. Все заулыбались, поскольку знали, что я, помимо прочего, преподаю географию… Профессор Туччи пробыл в Лхасе неделю, потом посетил самый знаменитый монастырь Тибета, Самье,[64] и покинул страну, запасшись большим количеством материалов для исследований и множеством ценных книг из типографии Поталы.

Другие интересные гости посетили Лхасу в 1949 году. Это был американец Лоуэлл Томас[65] с сыном. Они тоже пробыли неделю, ежедневно посещали приемы, которые устраивались в их честь, даже побывали на аудиенции у Далай-ламы. Оба они снимали окружающее на кино – и фотопленку, им удалось сделать множество замечательных кадров. Томас-сын с журналистской ловкостью написал об этой поездке книгу, которая стала бестселлером, а отец, знаменитый в США радиокомментатор, сделал интересные записи для своих передач.

Я очень завидовал их прекрасному кино – и фотооборудованию, а особенно – большим запасам пленки. Потому что к тому времени я уже в складчину с Вандю-ла приобрел себе «лейку» и страдал от постоянной нехватки пленки. Американцы подарили мне две кассеты цветной пленки – так появились мои первые и единственные цветные снимки Лхасы.

Тогдашняя политическая обстановка способствовала тому, что этим двум американцам разрешили въехать в страну. Традиционная китайская угроза особенно усилилась. Каждое китайское правительство, не важно, кто стоял во главе страны – император, националисты или коммунисты, имело виды на Тибет и считало его своей провинцией.