Обман - А. Брэди

– Я никуда не уйду.

– Нет, уйдете. Мы не можем больше этим заниматься. То есть – встречаться и беседовать как равные. Ричард, серьезно, я не могу. Я так охраняла эту тайну. Загнала ее глубоко внутрь. Под кожу и мускулы, под ребра, в живот – самое укромное и темное место. Там она и должна была оставаться. А теперь я выпустила ее наружу, и у меня такое чувство, будто я распылила в кабинете отравляющий газ и уже почти не могу дышать.

Ричард встает. Но не уходит, а нагибается над столом, приближается ко мне, смотрит на меня, и я ощущаю, как его льдисто-голубые глаза проникают мне в самую душу и он знает обо мне что-то, чего не знает никто в этом мире.

Я должна выбраться.

Я должна выбраться.

Я должна выбраться.

Я не могу дышать, но дышу все быстрее и быстрее. Сердце рвется из груди. Я покрываюсь холодным потом.

Я должна выбраться.

9 февраля, 19:21

Я сижу в прачечной, жду, когда достирается чужое белье и машина освободится, и мне вдруг приходит в голову, что теперь, когда мы с Лукасом больше не вместе, мне придется заниматься стиркой гораздо чаще. Шум и пощелкивание стиральных машин слегка вводит меня в транс, и я постепенно погружаюсь внутрь себя, туда, где хранятся все мои секреты. Передо мной встают сцены нашего с Лукасом прошлого – как кадры старой кинопленки, нечеткие, исцарапанные и поблекшие.

Я вспоминаю самое начало, когда все было так волнительно, и я легко обманывала себя, закрывала глаза на «красные флажки». Вижу, как он приносит мне цветы, и убеждаю себя, что это не в знак извинения, а просто так. Теперь, когда смотрю на все это, я понимаю, что должна была, видимо, купить в аптеке новые глаза. Которые видели бы все так, как оно было на самом деле. О, эти кадры. Вот он выходит из туалета в каком-то клубе, а за ним выбегает брюнетка с виноватым лицом. Вот он прячет свои пузырьки с таблетками и пакетики с наркотиками в моей квартире и в своей. Я мотаю головой, чтобы прогнать эти воспоминания, но вместо этого перед моим мысленным взором предстают самые ужасные картины. Не то, как он напивается, соловеет от наркотиков, изменяет мне. А как он меня избивает.

Я вижу, как он за волосы тащит меня в ванную. Я обеими руками перехватываю его запястье, чтобы он не содрал с меня скальп. Он выдавливает мне на голову шампунь из пластиковой бутылки, шампунь заливает мне лицо и жжет глаза. Я тянусь за полотенцем, чтобы вытереться, Лукас не упускает возможность и молотит кулаками по не прикрытым локтями ребрам. Я слышу звон в ушах – сколько же раз в жизни я его слышала! – когда он с силой бьет меня раскрытой ладонью по голове, сбоку. Он толкает меня все ближе и ближе к унитазу. Я хватаюсь за него, чтобы встать, и, когда оказываюсь совсем близко, он сует мою голову внутрь и обрушивает на нее сиденье. Много, много раз. Следы всегда скрывают волосы.

Домохозяйки и студенты вытаскивают свои вещи из машин и закладывают их в сушилки, но меня будто парализовало. Я не могу сдвинуться с места. Я помню металлический вкус крови во рту. Помню мысль: нужно потерпеть еще совсем немного, в конце концов все закончится. Он выдохнется. Помню, что, когда он закуривал сигарету, это как раз и означало конец. Я всегда ждала, когда щелкнет зажигалка, зная, что тогда смогу потихоньку начать зализывать раны. Он всегда затаскивал меня в ванную, и лишь сейчас, сидя в прачечной, я внезапно понимаю почему. Чтобы потом легче было убрать. Он ни за что не допустил бы, чтобы я испачкала его мебель кровью. Даже вне себя от ярости, в доску пьяный, Лукас оставался перфекционистом до мозга костей.

Все, моя память переполнена, и мозг сейчас лопнет. Меня начинает трясти. Из глаз катятся слезы. Я забрасываю сумку с грязным бельем на плечо, так и не добравшись до стиральной машины, и иду обратно, к себе домой.

Я открываю дверь квартиры и швыряю сумку на пол. Слезы уже льются бурными потоками, и я лихорадочно вожусь со штопором, пытаясь откупорить бутылку вина. Я говорила себе, что держу ее только на тот случай, если кто-то заглянет в гости, и мне необязательно пить самой. Хватаю первый попавшийся бокал – огромный, пузатый и без ножки, совсем не для вина, наполняю его до краев и, прислонившись к холодильнику, делаю два больших-пребольших глотка. Потом медленно сползаю вниз и достаю телефон.

Я снова скатываюсь назад. Как мне казалось, я достигла какого-то, пусть и небольшого, успеха, приводя свою жизнь в порядок, но сейчас, в эту секунду, он как будто утекает вместе со слезами. Я представляю себя в будущем – вот я лежу в луже на кухонном полу. Мне нужно то, что раньше приносило облегчение, старые проверенные решения для старых надоевших проблем. Мой самый верный друг, самое лучшее решение и облегчение – вино. Я наливаю себе еще и продолжаю пить.

Дрожь вроде бы унялась, но голова не прояснилась. Я чувствую ненависть и отвращение. Страх и собственную бесполезность. Думаю о шантаже Ричарда и о своих ошибках. Адель, Эдди, Дженни и ее сестра – героиновая наркоманка. Лекарства Шона. Вино помогает, но не совсем. Мне нужно чем-то себя отвлечь. Ощутить себя любимой. Мне нужен Эй Джей.

Я набираю код на телефоне и прокручиваю старые сообщения. Не помню, когда я в последний раз разговаривала с Эй Джеем. Я не ходила в «Никс» уже лет сто. И если уж на то пошло, лет сто не напивалась в стельку, как сейчас. Я бросаю взгляд на пузатый бокал, на донышке которого еще осталось немного красного вина, и снова его наполняю. На сей раз белым. Его я тоже держала в холодильнике на случай внезапных гостей. У гостей же должен быть выбор – красное или белое. Когда ко мне в последний раз приходили гости? Хоть кто-нибудь приходили? Но мне нужно сосредоточиться и сфокусировать взгляд на сообщениях от Эй Джея. Последний раз он мне писал, когда спрашивал, собираюсь ли я в «Никс». А я его завернула. И теперь, кажется, поползу к нему и буду умолять, чтобы он принял меня обратно.

Вино улетает моментально. Расходится, как шлюхи по два доллара. И все равно такое ощущение, что я пью слишком медленно. К тому же моя способность долго не пьянеть, судя по всему, успела ослабеть – меня окутывает теплый, плотный алкогольный туман. Я открываю в телефоне фотографии и напоминаю себе, чего мне не хватает. Да, я удалила большинство снимков, но несколько все-таки оставила. Самые лучшие. Я пытаюсь вспомнить, как это бывало, сделать так, чтобы в животе снова запорхали бабочки. Пусть алкоголь примет решение за меня.

Я натыкаюсь на свой последний ответ Эй Джею и перечитываю его раз пятьдесят. «Повеселись там без меня». Повеселись там без меня. А ведь именно этим он и занялся. Он «веселился» до меня, «веселился» со мной, а теперь «веселится» без меня. Эй Джей не изменился. Лукас не изменился. Но я изменилась. Да, я изменилась. И старыми способами можно решить только старые проблемы, а это не то, что мне сейчас нужно. Я заглядываю в бокал. В нем розовато-оранжевая смесь красного и белого вина. Я смотрю на эту пузатую стекляшку и не понимаю, почему она имела надо мной такую власть.

Я встаю и выливаю все, что осталось в бокале, в раковину. Запах щекочет мне нос. Потом открываю морозилку и достаю бутылку водки «Титос». Еще один вариант для гостей. Заглядываю в гостиную и вижу две бутылки скотча на книжной полке. Те самые, что я так долго хранила «для декора»: показать, что могу иметь алкоголь и не пить его. В каждой осталось меньше чем на один шот. Я снимаю их с полки и тоже отправляю содержимое в раковину. Скотч такой едкий, что жжет глаза, а от сочетания алкогольных ароматов меня начинает тошнить. В кухне пахнет так, будто меня только что вырвало в корзину для бумаг, как случалось много – и не сосчитать сколько – раз.