Кутузов - Лидия Ивченко

Потом из-под Ульма стали поступать малоутешительные известия о судьбе разрозненных австрийских отрядов, пытавшихся в одиночку прорываться из окружения, о чем Кутузов доложил государю: «Сообщения с армиею ерц-герцога Фердинанда совершенно отрезаны, я, однако, употребил все средства, не жалея ни мало и денег, дабы получить что-либо положительного о его высочестве; несколько людей, разнообразно переодетых, посланы уже для разведывания»44. 7 октября Кутузов узнал о поражении генерала Макка под Ульмом, но пока еще не ведал о его полной капитуляции. В самый тот день, когда Кутузов составлял рапорт государю о неудаче, постигшей эрцгерцога Фердинанда, а Наполеон торжествовал победу над незадачливым Макком, обе стороны еще не знали, что адмирал Нельсон наголову разбил франко-испанский флот при Трафальгаре. Европа была вынуждена еще десять лет сражаться со своим злейшим противником, который был уже обречен. В Браунау прибыли войска австрийского корпуса М. Кинмайера, который вывел из окружения 18 тысяч человек, а затем пробились остатки отряда генерал-майора графа Р. Ностица. Австрийские генералы, находившиеся в Браунау, требовали от Кутузова, чтобы он, вопреки всему, двинул армию вперед, овладел Мюнхеном и соединился с эрцгерцогом Фердинандом, но Кутузов не тронулся с места. 9 октября он написал графу Разумовскому: «При таком состоянии дел, признаюсь вам откровенно, господин посол, что я затрудняюсь принять решение, согласно с желаниями венского двора. Слишком продвинуться вперед, в Баварию, значило бы облегчить сильнейшему противнику возможность ударить мне в тыл и вторгнуться в австрийские владения. Оставаться же здесь долее значит подвергнуться атакам французов с их троекратно превосходящими силами и быть отброшенным к столице»45. Размер катастрофы сделался очевидным 11 октября. Этот день накрепко запечатлелся в памяти А. П. Ермолова: «Генералу Кутузову представляют немолодого человека, имеющего сообщить ему важное известие. Мог ли ожидать г[енерал] Кутузов, что то был сам генерал Макк с известием о совершеннейшем уничтожении армии, бывшей под его начальством? Не избежал плена и сам генерал Макк; но давши реверс не служить против французов, он получил увольнение и за паспортом их отправился в свои поместья. Перевязанная белым платком голова его давала подозрение, что главного подвига сохраняет он, по крайней мере, некоторую память. Но он успокоил насчет опасности, объяснив, что от неловкости почталиона он более потерпел, нежели от неприятеля. В дороге опрокинута была его карета, и он ударился головою так, однако же, счастливо, что она сохранена на услуги любезному отечеству. Узнавши все подробности происшествия, генерал Кутузов, поблагодаря г[енерала] Макка за известия, с ним расстался. Кажется, никому лучше нельзя было поверить в сем случае. Генерал Макк и то заслужил удивление, что скоростию путешествия своего предупредил и самую молву. Австрийская армия не имела на сей раз расторопнейшего беглеца»46. Не дожидаясь одобрения обоих императоров, Кутузов принял единственно верное решение; «неприятель шел с большою скоростию и уже не в дальнем находился расстоянии. Быстрое отступление было единственным средством, но с нами была вся тяжелая артиллерия, госпитали и обозы. Дабы сколь возможно облегчить войска при отступлении, приказано все тягости отправить обратно; но г[енерал] Кутузов с войсками оставался в Браунау, ожидая присоединения австрийских войск, спасшихся от поражения при Ульме»47. Он не стал выказывать Макку негодование, выразив ему искреннее соболезнование приглашением на обед. В теплой атмосфере за столом, в дружеской беседе с «несчастным Макком», Кутузов получил сведения, которые немедленно отправил графу А. К. Разумовскому: «Господин посол. Ваше превосходительство уже осведомлены письмом, которое я имел честь написать вам вчера, что я видел генерала Макка при его проезде через Браунау. Он обедал у меня с графом Мерфельдом, и в то время, как мы были за столом, наша беседа велась о несчастном поражении эрцгерцога Фердинанда, а также, что касается французской армии в Баварии. Не распространяясь здесь перед вашим превосходительством о подробностях, которые вы, может быть, знаете от самого господина Макка, за долг, однако, почитаю, господин посол, поговорить с вами о некоторых пунктах нашей беседы. Будучи убежден, что ваше превосходительство будете не прочь о них узнать, я делаю это предметом настоящего послания.

В тот же день, как господин Макк попал в руки французов, Бонапарт призвал его к себе. С двух часов пополудни до того времени, как зажгли свечи, так сказал он мне, он пробыл в кабинете главы французского правительства, который в течение этого времени несколько раз заговаривал с ним о своем желании видеть прекращение враждебных действий. Господин Макк ему ответил, что его Император также не отказался бы от соглашения, покоящегося на прочных основаниях, и что он никогда не был против этого, но, несмотря на неудачи эрцгерцога Фердинанда, он ничего не может ускорить без согласия своего ближайшего союзника, императора России. Бонапарт ответил, что он готов также договориться с нашим августейшим монархом, чувства которого ему прекрасно известны, и точно выразился следующими словами: „Александр честный человек, добрый и лояльный, но я не люблю его правительство, преданное интересам Англии и целиком ею руководимое“. Потом он добавил, все так же обращаясь к Макку: „Вы можете сказать вашему императору, что я решился на жертвы и даже на большие жертвы, чтоб вернуть мир Европе, к тому же я уверен в Пруссии“. Потом, говоря о других предметах, глава французского правительства снова вернулся к вопросу о мире, и господин Макк согласился в некотором роде принять поручение Бонапарта сделать мирные предложения его императорскому и королевскому величеству, но большего он передо мной не открывал, и, видя его сдержанность, я решил больше его не расспрашивать. Присутствовавший граф Мерфельд очень нас стеснял, проявляя неудовольствие от откровенности генерала Макка (выделено мной. — Л. И.). Эта беседа родила во мне мысль, что глава французского правительства, видя, с одной стороны, что коалиция с каждым днем становится все могущественнее, благодаря присоединению к ней некоторых дворов, быть может, сделал австрийскому двору довольно выгодные предложения, чтоб отделить его от коалиции »48.

Кутузов нарочито подробно передал прямую речь касательно императора Александра I. С другой стороны, мы видим, что полководец засомневался в союзниках. До известной степени он понимал их, принимая во внимание тяжелое экономическое положение страны после предыдущих войн, а теперь и вовсе ставшей театром военных действий. Полководец, вероятно, обдумывал положение и самого Бонапарта. Ситуация для него изменилась: в 1800 году он продиктовал Австрии Люневильский договор, опираясь на поддержку Павла I и Северный союз, но теперь не было ни Павла I, ни союза, а у Франции после Трафальгара не было флота. Наполеон снова был отброшен в начало пути… Кутузов, как опытный дипломат, видел, что баланс сил в Европе снова нарушен — «европейский эквилибр» качнулся в пользу правящей на морях державы. Это означало, что Великобритания вне опасности, а Австрия, если она желает защитить свою столицу, должна прикрывать ее в первую очередь своими войсками, отозвав их из Италии и Тироля. Австрийцы, находившиеся у него под рукой, были деморализованы случившимся, и его армия стояла посреди Европы в самом невыгодном положении. Ситуация, в которой оказался Суворов в 1799 году, казалось, повторялась, поэтому Кутузов принял решение немедленно уходить. Австрийских генералов, собранных на обед, незаметным образом удалось подвести к тому убеждению, о чем Кутузов в тот же день доложил императору Францу I: «Генерал Макк, прибывший в Браунау сообщил мне сведения о французах. Одновременно он сказал, что весьма спешил с приездом сюда, чтобы отговорить меня продвигаться вперед, ввиду того, что Бонапарт сосредотачивает все свои силы в Мюнхене, чтоб обратить их на меня, и что я рискую быть окруженным со всех сторон несколькими корпусами противника, значительно превосходящего меня численностью. Мы, генерал Макк, генерал Мерфельд и я, сочли необходимым, чтоб я отступил с армией к Ламбаху, где буду ждать приказаний вашего императорского и королевского величества, постепенно отходя, смотря по обстоятельствам, до Эннса и Линца, на случай, если враг будет мне сильно угрожать»49. В первую очередь полководец приказал вывозить из Браунау артиллерию, больных и раненых, ломать мосты. Он старался оживить «упадший дух в жителях и австрийских военных и гражданских властях, ошеломленных успехом Наполеона». А. И. Михайловский-Данилевский впоследствии сообщил сведения, полученные им от очевидцев тех дней: «Неизменный в неудачах и успехах, Кутузов хранил хладнокровие. При общем унынии наших союзников, главная квартира его в Браунау была средоточием веселостей, напоминая торжественный, великолепный Екатерининский век. Кутузов являлся последним представителем его»50.