Я живу в этом теле - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под красными набрякшими веками вздутые глазные яблоки слегкадрогнули. Веки не поднялись, слишком тяжелые, но я чувствовал, что мать все жеощутила мое присутствие. В лице что-то изменилось, мышцы то ли сократились на миллиметр,то ли расслабились, но я видел в ее старом милом лице любовь и как быизвинение, что уходит от нас, оставляет без ее заботы, причиняет хлопоты…
Не помню как, но я ощутил, что уже стою на коленях возлепостели. Ее высохшую руку бережно взял в ладони, большие и горячие, ее тонкиепальцы стали совсем как куриные. Кожа иссохла и шелушится, ладонь не холодная,не теплая, а так… температуры всей комнаты. Осторожно коснулся губами тыльнойстороны ладони, не сдержался, прижался щекой. Эти руки, теплые и мягкие,когда-то поднимали меня высоко в воздух, я висел, хохоча и дрыгая голыминогами, над головой этой старухи, которая тогда была красивой молодой женщиной,тоже хохочущей и блистающей белозубой улыбкой.
Она, как уверяют врачи, в полубессознательном состоянии, ноя чувствовал через ее ладонь любовь и ласку. При чем тут сознание, мать менялюбит и в обмороке, и в полностью бессознательном, и те последние капли жизни,что утекают из нее, все они и есть любовь ко мне…
Горло перехватила невидимая рука. Заглянула медсестра, ноувидела меня на коленях, пугливо посмотрела большими расширенными глазами ипоспешно попятилась из палаты.
Я лежал щекой на ее дряблой кисти, бережно держал в ладонях,пытаясь согреть, перелить частичку жизни из моего тела, такого горячего,полного животной мощи. В этот момент впервые не терзали зубы ужаса, что это жеждет и меня самого. Уходит из жизни мать, я ничего не могу сделать, это законприроды, но сейчас все мое нутро бунтовало против этого закона, будь это закон,придуманный Богом, Творцом Вселенной или черт знает кем и чем!
Я не хочу, чтобы умирали мои близкие!!!
Спускался по лестнице, мощно подталкиваемый запахом смерти.Ударился в дверь, разом распахнулся свежий мир с живым воздухом, яркий исолнечный. Солнце заливало все оранжевым светом, но у меня внутри осталасьчернота ночи, холодная чернота мертвого космоса.
В Англии, мелькнула горячечная мысль, недавно сделали клоновцы. Понятно, сразу же пошло о недопустимости таких опытов, даже над животныминиззя, а то и на священную особь человека кто-то покусится… хотя любому, кто неполный идиот, понятно, что опыты над человеком ведутся в первую очередь, сразуво всех странах, кто может себе это позволить по финансам.
А если клон, спасительно сказала другая мысль, то недалеко идо расшифровки кода! Как утверждают, хранится в каждой клетке организма, дажеесли эта клетка в толще черепа. Мол, через сотни или тысячи лет можно выкопатьчереп и по крохотному обломку, помещенному в особую питательную среду,восстановить какого-нибудь средневекового князя, а повезет – то илегендарного Рюрика или князя Кия!
– Да на хрен мне князья, – сказал я вслух. –Восстановили бы меня, родимого…
Перед глазами встала яркая картина странного и прекрасногомира XXXI века: странные города, нуль-пространственные туннели междугалактиками, двери в другие измерения, новые компьютерные игры…
Тут же обдало холодком: а захотят ли? Будь такая возможностьсейчас, стали бы восстанавливать, скажем, персонажей прошлых веков? Даже недревних полян, а людей прошлого века? Если Столыпина и воскресили бы излюбопытства: правда ли, что его застрелил еврей, то кому нужны обычныеинженеры – специалисты по средневековым дамбам или паровозам, кому нужныпростые рабочие, крестьяне? Им не вжиться в наш мир с его нравами, политикой,экономикой, не говоря уже о дикой навороченной технике!
Нет, не воскресят ни мою маму, ни кого-то из моих родных илюбимых, ни даже меня, Самого-Самого…
Ни даже меня!
До встречи с Маринкой еще четверть часа, я миновалтроллейбус с раскрытыми дверьми, шел пешком. И каждый шаг приближал ксобственной смерти. Когда эта мысль вспыхнула ярче, я невольно остановился,нога нелепо побалансировала в воздухе, вызвав косые взгляды бредущих мимосуществ этой планеты. Я даже отступил на шажок, однако впереди на столбеблестели под солнцем большие часы, стрелка там на моих глазах прыгнула на одноделение вперед.
Если буду стоять, время не остановится. Все равножизнь – дорога к смерти.
Стиснув зубы до ломоты в висках, я прорвал вставшую передомной черноту, втиснулся в узкую кривую щель, пошел чувствовать подошвамитвердый асфальт, сладковатый запах бензина, гудки, голоса. Чернота вынужденноотступила к краям, открывая яркий мир этих существ, не понимающих, непредставляющих, что их всех ждет.
Всех.
Навсегда.
Кафе «Валентина», что на углу вблизи «кочерыжки», так слегкой руки Лилии, хозяйки самого знаменитого сайта в Интернете, теперьназывают грандиозный и нелепый памятник русско-грузинской дружбы, маленькое иуютное. Цены низкие, мы привыкли там собираться на пиво, но сейчас мне было недо пива.
Что место в кафе выбрал не я, а мой разумоноситель, видно потому, что сел он, как пес в конуре: лицом к входу. За спиной стена, никто с тойстороны внезапно не прыгнет, не всадит острые зубы в шею. Кто? Да неважно кто,инстинкт требует беречь спину от всех. А дверь далеко, он сразу увидит всякого,кто только переступит порог. Инстинктивная реакция зверя: успеть среагироватьраньше, чем чужак приблизится.
Да и вообще самцы этой планеты все садятся лицом к входу.
Я увидел, как поворачиваются головы посетителей, и ужепоэтому понял, что по лесенке спускается Марина. Она несла себя гордо, налитаяздоровым зовущим соком молодой самочки, упругая грудь вызывающе выпячена иколышется при каждом шаге, острые соски прочерчивают тонкую ткань, лифчики неносит, в поясе тоненькая, живот оставила голеньким, по бокам милые валикимолодой сочной плоти, шорты даже не мини, а микро, загорелые ноги вызывают ичисто эстетический восторг совершенством, и одновременно хочется ухватить их ираздвинуть, забрасывая себе на плечи.
Она подошла к моему столику. Я собирался, не вставая, ногойпридвинуть ей стул, но на нас смотрели со всех сторон, и я встал, церемонноотодвинул для нее стул, а когда она вдвинулась между стулом и столом, так жецеремонно придвинул. Маринка села, одарив меня царственной улыбкой. Умница, всепонимает, держится красиво и величественно, но вместе с тем дразняще, чтобысамцы за другими столиками роняли слюни, мне завидовали, а вернувшись домой,сливали в ванной избыток спермы, держа в воображении эту сочную реторту сготовой к оплодотворению яйцеклеткой.
Я протянул ей меню, краем глаза посматривал на соседнийстол, где в окружении накрахмаленных салфеток уже появились широкие блюда с ломтямикрасной рыбы, сочной ветчины, осетрины… В сердце кольнуло, я стиснул зубы,отгоняя черноту, в которой для меня не будет ни этого кафе, ни Маринки, нисолнечного света, что, переломившись в окне, скользит по столу радужнымлучиком.