Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

Плевелы.

Мысль пришла столь внезапно, что я даже не поняла, была ли она моей. Однако она засела в голове словом, которое я не могла вспоминать без глубокой боли в груди и шрамах. Оно звенело в ушах надтреснутым колоколом на стылой башне, и с каждым ударом мои вдохи становились все короче.

Плевелы.

Трое говорили загадками – ровно в той мере, какой требовал профессионализм, – однако иного мне и не нужно было. Они знали, что их письмо вкупе со сведениями от Креша приведут меня лишь к одному выводу.

У Враки был план. У него был Скрат. У него были сосуды. Не хватало только магии, чтобы все осуществить. Невероятное количество магии, что заполнит собой воздух, воду, землю. И здесь его не достать.

Враки вернулся к Плевелам.

А значит, придется и мне.

Я окинула Йенталь взглядом. Туманный покров, который соткал Некла, удалялся вниз по течению, «Усталая мать» во всем своем внушительном великолепии постепенно растворялась в дымке. Гроза, возвестившая о явлении Креша, обернулась едва слышным рокотом грома и моросью.

Ну, по крайней мере, сырость не погасит мой костерок. Я, не теряя времени, смяла послание и бросила его в огонь – такова этика нашего ремесла.

Затем я вытащила из кармана потрепанный пергамент, посмотрела на длинный выцветший список имен. Склонилась, закрывая лист от дождя, достала перо и жирно зачеркнула два слова.

Креш Буря

Посмотрела на нее, эту короткую линию, рядом с двумя другими, уже потускневшими. Они напоминали шрамы, как у меня на теле, черные линии, повествующие свою черную легенду. Из списка на меня смотрели еще тридцать имен, задумчиво, словно вопрошая, вспоминаю ли я о них, как прежде.

Я закрыла глаза. Глубоко вздохнула. Свернула лист, убрала во внутренний карман плаща. Ладонь мимоходом скользнула по рукояти Какофонии; его жар сменился теплом, приятно согревающим среди непогоды. Он остался удовлетворен схваткой.

Ну, хоть кто-то.

Я ни о чем не сожалела. Креш должен был умереть, и на это была масса причин. И дело даже не в том, что я ощущала пустоту. Любой, кто скажет, что месть опустошает, просто недостаточно ради нее старался.

Дело в том, что я ощущала… бессилие.

Все свершилось каких-то несколько часов назад, а я уже едва могла вызвать в памяти его лицо. Страх в глазах, дрожь губ, когда он меня умолял. Даже когда я проткнула ему глотку мечом, я все еще видела его ухмылку. Все еще слышала его смех. Все еще помнила темное место, куда он меня переносил.

Как будто он и не умирал вовсе. Или остался недостаточно мертв.

Задумалась – а будет ли когда-нибудь достаточно? Все они?

Джинду?

Этот вопрос меня и опустошил. Но лишь потому, что я знала ответ.

Капли дождя стали крупнее. Огонь плюнул искрами, зашипел. Я вернулась к берегу реки, где стоял Вепрь, холодный, безмолвный, словно склеп. Без рвущегося из двигателей пламени он походил на оболочку давным-давно сдохшего жука, уродливую, пятнающую равнины металлическую хворь.

Забавная штука с оружием: когда вокруг некого убивать, ты начинаешь замечать его уродство.

Я подошла к двери, дважды стукнула. Тишина. Дождь просочился под палантин, к рубахе. Я выругалась под нос и снова заколотила в дверь. Она открылась, когда я вымокла почти до нитки.

– Твою ж мать, – прорычала я, – ты там что, марафет наводил?

Извинение бы не помешало. Сарказм – тоже сойдет. Ответное ругательство – в принципе, заслужено.

Но Кэврик молчал. Он просто стоял на пороге, глядя на меня сверху вниз пустыми глазами. А потом тихонько вернулся к панели управления.

Я заворчала, но не стала возмущаться дальше и закрыла за собой дверь. Стянула палантин, разложила его на скамейке сушиться. Тронула край рубахи, подумав, не отправить ли ее туда же. Передумать заставила не скромность – скорее, боль в руках и спине. Сырость никогда не шла моим шрамам на пользу. Как и жара. Как и любопытные взгляды.

Как у Лиетт. Кэврик повернулся ко мне спиной, но от ее взгляда я не могла скрыться. Она следила за каждым моим шагом, словно я вдруг стала чужаком, опасным существом, выползшим из дождя. Может, так она и считала.

И часть меня – злобная, желчная часть, которая пряталась после той ночи, – хотела поинтересоваться, сломано ли это создание тоже, нуждается ли в починке.