Оранжевый - хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман

– Ты в порядке? – спросила она.

Я кивнула.

Я была более чем в порядке. Мы вместе развернулись и помогли мисс Мими вернуться в лагерь.

Я поделилась неописуемым чудом освобождения Маленькой Джанет с Ларри, а он попытался подбодрить меня новостями о нашем новом доме в Бруклине. Пока я сидела в тюрьме, Ларри выбирал нам дом. Многим моим знакомым из внешнего мира казалось удивительным, что я не возражаю, чтобы он купил его без моего участия. Но я не только была благодарна ему, но и ничуть не сомневалась, что его выбор мне понравится. В итоге Ларри купил нам квартиру в прекрасном, зеленом районе.

И все же каждому из нас было сложно понять радость другого. Я с трудом могла представить, что живу где-то за пределами блока Б, и с довольно глупым видом смотрела на план квартиры и образцы краски, которые Ларри привез на свидание. Зато я заверила Ларри, что по возвращении из тюрьмы в два счета справлюсь с ремонтом, ведь я многому научилась в местных мастерских.

Перед тем визитом меня вывел из себя дежурный надзиратель – он вел себя по-свински. При входе в комнату свиданий надзиратель обыскивал заключенных, чтобы удостовериться, что они не несут с собой ничего для передачи посетителю. (На самом деле надзиратель мог обыскивать заключенных в любое время, если подозревал, что они несут с собой контрабанду.) Эти обыски проводили как мужчины, так и женщины; иногда они были небрежными, а иногда – совершенно неприемлемыми.

Большинство надзирателей-мужчин всячески старались свести эти обыски к необходимому минимуму – они проводили кончиками пальцев по рукам, ногам и талии заключенной, как бы говоря: «Трогать не буду! Не буду! Никаких прикосновений!» Им не хотелось, чтобы кто-нибудь подал на них жалобу за неподобающее поведение. Но несколько надзирателей, похоже, не стеснялись лапать заключенных, где им хочется. Им позволялось касаться нижней кромки наших бюстгальтеров, чтобы удостовериться, что там ничего не спрятано, но позволялось ли им сжимать наши груди? Порой облапать нас норовили в остальном вполне приличные люди – например, вежливый и справедливый мистер Блэк, который ощупывал все очень деловито. Другие надзиратели проводили обыски беспардонно. Так поступал низенький, краснолицый молодой балабол, который по несколько раз громко спрашивал: «Где оружие массового поражения?» – поглаживая меня по заднице. Я терпела все это, сжав зубы.

Жаловаться было бесполезно. Заключенную, обвинявшую надзирателя в сексуальных домогательствах, в обязательном порядке отправляли в изолятор «для защиты». Она теряла свою койку, лишалась права на участие в программах (если прежде в них участвовала), снималась с работы и больше не могла рассчитывать ни на какие тюремные привилегии. Кроме того, она могла забыть о комфорте своей тюремной рутины и общении с друзьями.

Надзирателям не позволялось задавать нам личные вопросы, но это правило постоянно нарушалось. Некоторые из них вообще не задумывались о запрете. Однажды, когда я училась паять в теплице, один из веселых работников сантехнической мастерской так и спросил меня: «Какого фига ты здесь забыла?»

Но я видела, что тем надзирателям, которые знали меня лучше, этот вопрос уже давно не давал покоя. Как-то я ехала на пикапе вместе с другим работником строительной службы, как вдруг он повернулся ко мне и серьезно сказал: «Пайпер, я не понимаю. Что здесь делает такая женщина, как ты? Это же безумие». Я уже говорила ему, что отбываю срок за совершенное десять лет назад преступление. Ему ужасно хотелось услышать мою историю, но я прекрасно понимала, что близость с надзирателем погубит меня – как погубит и любую другую заключенную. Не было никакого смысла делиться с ним моими секретами.

В те выходные, когда проходил Нью-Йоркский марафон, я пробежала тринадцать миль по беговой дорожке – и это стало моим тюремным полумарафоном. Следующие выходные выдались на удивление теплыми, даже приятными, и я смогла по полной насладиться двухчасовой радиопрограммой «Подпольный гараж Маленького Стивена», посвященной гаражному року. Она выходила на местной радиостанции в восемь утра по воскресеньям, и вел ее Стивен Ван Зандт из группы E Street Band и сериала «Клан Сопрано».

Интереснее всего было слушать рассуждения Маленького Стивена о нуаре, женщинах, религии, рок-движении и судьбе легендарного нью-йоркского клуба CBGB. Я никогда не пропускала эту передачу. Мне казалось, что она поддерживает жизнь в определенной части моего мозга, которая иначе давно бы атрофировалась, ведь даже в тюрьме не стоит забывать о нонконформизме. В своей среде я была настоящим изгоем, но «Подпольный гараж» давал мне возможность почувствовать себя как дома. Если погода позволяла, я всегда слушала передачу, два часа бегая по стадиону, и часто в голос смеялась. Эта программа была для меня настоящим спасением.

В тот день мой ритуал омрачало лишь одно – присутствие на треке вредной жертвы пластической хирургии ЛаРю, которая жила в блоке Б. ЛаРю была единственной женщиной в лагере, которую я презирала. Я не старалась скрыть своего отвращения к ней, и мои подруги считали это странным. «Пайпер, она, конечно, та еще чудачка, но мало ли здесь ненормальных? Чем она тебя так достала?»

Она доставала меня прямо сейчас. ЛаРю прохаживалась по беговой дорожке. Похоже, она слушала одну из своих фундаменталистских радиопередач, широко раскинув руки на манер Иисуса и фальцетом подпевая какому-то гимну. Каждый раз, когда я пробегала мимо нее, она не двигалась с места, оставаясь ровно на середине дорожки. Я не сомневалась, что она делала это специально, чтобы насолить мне и вытеснить меня со стадиона. Когда я пробежала мимо нее в десятый раз, мои глаза уже налились кровью – во мне так и кипела ярость. Она портила мне свидание с Маленьким Стивеном, она портила мою пробежку. Я негодующе скрежетала зубами.

На одиннадцатом круге я посмотрела на нее с другой стороны трека и представила ее собственное распятие. Я прошла поворот и быстро догнала ее на прямой. Ее странная, толстая от имплантов задница так и маячила в центре, а руки словно были прибиты к воображаемому кресту. Поравнявшись с ней, я подняла руку и ударила по тыльной стороне ее ладони.

ЛаРю удивленно вскрикнула, выронила радиоприемник и свернула на обочину. Мне вслед полетел поток испанских проклятий. На мгновение мне стало хорошо, но это чувство быстро исчезло. Что со мной не так? Неужели я позволила этому месту ожесточить себя? Я поверить не могла, что подняла руку на другую заключенную, особенно на эту жалкую дуру. Мне стало стыдно. Я остановилась, меня замутило.

Когда я сделала еще один круг, ЛаРю стояла возле спортзала с одной из испанских цыпочек, знакомой мне по работе.

– Франческа, прости меня, – неловко извинилась я. – Мне правда очень жаль. Я не хотела тебя пугать. Ты в порядке?

В ответ на это я услышала новый поток испанской брани. Я ухватила суть.

– Франческа, она сказала, что ей жаль. Не держи зла, цыпочка, – посоветовала ей моя коллега и повернулась ко мне: – С ней все в порядке. Беги дальше, Пайпер.