Оранжевый - хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман

– Пайпс, ты напрасно ищешь здесь логику.

Парень из пищеблока оказался милым и забавным и очень нам понравился. Он рассказал, что важно правильно питаться, заниматься спортом и считать свое тело храмом. Но он не объяснил, как получить медицинскую помощь, которую могут позволить себе бедняки. Он не сказал, как будут оказываться услуги по охране репродуктивного здоровья. Он не порекомендовал никаких вариантов психиатрической помощи, хотя некоторым из присутствующих она явно была необходима. Он не упомянул, куда обращаться людям, которые порой десятилетиями страдали от зависимости, когда на воле их снова начнут преследовать старые демоны.

Темой другого занятия было «позитивное отношение к жизни» – об этом рассказывала бывшая секретарша начальника тюрьмы. Она смотрела на всех свысока и очень нам не понравилась. В своей лекции она подробно описала, как пыталась похудеть, чтобы влезть в красивое платье к празднику. К несчастью, сбросить вес ей не удалось, но на вечеринке она все равно повеселилась, потому что не теряла позитива. Не веря своим ушам, я оглядела собравшихся. Среди них были женщины, лишенные родительских прав, которым предстояло бороться за воссоединение с детьми; женщины, которым некуда было податься, в связи с чем из тюрьмы они отправлялись прямиком в приют для бездомных; женщины, которые никогда не имели дела с традиционной экономикой и должны были найти приличную работу, чтобы не вернуться за решетку. Передо мной не стояла ни одна из этих проблем – мне в жизни повезло гораздо больше, чем большинству моих соседок по Данбери, но банальность этих занятий меня оскорбляла. Следующую встречу вела суровая немецкая монахиня, которая заведовала тюремной часовней. Ее лекция оказалась настолько туманной, что я ничего из нее не запомнила, но речь в ней шла о «личностном росте».

Дальше нам предстояло услышать о жилье. Жилье, трудоустройство, здоровье, семья – все эти факторы определяли, сумеет ли освобожденный арестант стать законопослушным гражданином. Я знала ведущего этого занятия по строительной службе – он был вполне ничего. Он говорил о том, что нам и так было известно: об инсоляции, алюминиевом сайдинге и лучших типах кровли. Он рассказывал и об интерьерах. Мне так надоел этот фарс, который Бюро тюрем называло официальной программой подготовки к возвращению на свободу, что я просто закрыла глаза и стала ждать окончания встречи.

Тут одна из женщин подняла руку:

– Э-э, мистер Грин, все это очень интересно, но мне нужно снять квартиру. Может, вы расскажете, как ее найти? Есть ли какие-нибудь программы, по которым мы можем получить доступное жилье, и все такое? Мне сказали, что придется идти в приют для бездомных…

Вопрос не рассердил надзирателя, но заставил его задуматься.

– Знаете, мне мало что об этом известно. Лучше всего искать квартиру по объявлениям в газетах или на интернет-сайтах.

Мне оставалось лишь гадать, какой бюджет Бюро тюрем выделяет на возвращение заключенных в общество.

Я внимательно смотрела на Ларри, сидевшего напротив меня за столиком в комнате свиданий. Он казался усталым, под его глазами темнели круги. Я вспомнила, как йогиня Джанет однажды сказала о наших любимых: «Они мотают срок вместе с нами».

На каждом свидании теперь все вертелось вокруг одной-единственной темы – моего возвращения домой. Не важно, кто меня навещал – Ларри, мама, брат или один из друзей, – при общении с ними я чувствовала их облегчение, ведь они считали, что худшее уже позади. Мне не хотелось портить им праздник, поэтому я старалась не показывать страха перед возможным присутствием на суде в Чикаго.

Казалось, домой вскоре отправляется добрая половина завсегдатаев комнаты свиданий: Поп, Делишес, Дорис, Шина. Большая Бу Клеммонс вышла на свободу после Дня благодарения, и ее девушка Трина неделю спала у нее на койке.

Камила тоже покидала лагерь, но пока еще не окончательно. Лагерное начальство собиралось отправить новую группу заключенных в тюрьму на программу реабилитации, и Камила была в их числе. В январе, по окончании программы, в лагерь должна была на некоторое время вернуться Нина. Я надеялась увидеть ее перед освобождением.

Я сидела в отсеке Камилы и наблюдала, как она разбирает вещи. Камила только что отдала мне пару черных рабочих ботинок. В реабилитационной программе действовали строгие правила, поэтому она избавлялась от контрабанды, прежде чем отправиться в тюрьму, и раздавала лишнюю одежду. Камила была в отличном настроении. Реабилитационная программа сокращала ее срок на год, с семи лет до шести. Я переживала из-за ее несдержанности – Камила чаще других заключенных огрызалась в ответ на притеснения надзирателей и легко выходила из себя. В программе уделялось большое внимание дисциплине, заключенных то и дело выкидывали из нее.

– Я буду по тебе скучать. С кем мне теперь заниматься йогой?

Камила улыбнулась:

– Ты ведь домой едешь едва ли не завтра!

– Камила, обещай мне прикусить там язычок. Это не шутки.

Она озадаченно посмотрела на меня:

– Прикусить язычок? Но зачем?

– Прикусить язычок – выражение такое. Означает, что с надзирателями там лучше в перебранки не вступать. Даже с такими, как Уэлш или этот козел Ричардс.

Верный своему слову, офицер Ричардс всеми силами старался испортить жизнь каждой обитательнице лагеря. Если ДеСаймон напоминал мне лишенный тела пенис, то Ричардс был здоровым злобным членом. Он был до нелепости сердит: казалось, его блестящая ярко-розовая голова в любой момент может лопнуть. Из мелочности он отказывался отдавать заключенной письма, если она не присутствовала при выдаче почты, и жестко ограничивал время просмотра телевизора, что раздражало страдающих от бессонницы узниц. Его жесткие меры меня не слишком задевали, но Поп страдала, что теперь массаж ног можно было делать только в его выходные.

У Ричардса была одна ужасная привычка, из-за которой я отчаянно желала, чтобы его поразила какая-нибудь страшная болезнь. Он орал в микрофон. Все время. Система громкой связи охватывала все здание, и в блоках было установлено несколько громкоговорителей. Они висели прямо над койками некоторых заключенных. Хватая микрофон, он весь вечер поносил нас на все лады, даже не выбирая выражений. Бедная Джай спала как раз под громкоговорителем. «Пайпс, может, ты прибегнешь здесь к своим электронавыкам?» Но я сомневалась, смогу ли ей помочь, не получив удара током и не оказавшись в итоге в изоляторе, поэтому нам всем приходилось слушать его брань, из-за которой слово «пытка» приобрело новое значение.

Незадолго до Рождества Ларри принес плохие новости от моего адвоката: меня вызывали в качестве свидетеля в Чикаго. Мне стало не по себе. Что, если я пропущу дату своей отправки на временную квартиру? На самом деле сомневаться в этом не приходилось. И опять мое прошлое вставало на пути моей свободы. Что, если я встречусь с Норой? Не может быть, чтобы вызвали меня и не позвали ее.