Юность - Карл Уве Кнаусгорд

Зачем, интересно, она подчеркнула слово «может»?

Я оделся, сунул записку в задний карман, послушно захлопнул дверь и по узкой лестнице, темной и пахнущей сыростью, вышел на улицу. О том, где я нахожусь, я понятия не имел, но подозревал, что, возможно, далеко за городом.

Когда я вышел, меня ослепило солнце.

Я оказался на улице. Напротив виднелась стена дома.

В какой стороне город?

Я зашагал вниз по дороге, завернул за угол и вдруг понял, где я. На холме рядом со стрельбищем!

Я дошел до центра и, старательно обойдя киоск с мороженым, купил колу, булочек и уселся в гавани. От запаха соленой воды настроение у меня улучшилось.

Я сидел там и смотрел на лодки в гавани, кружащих в небе чаек, машины на набережной Лангбрюгген на другом берегу и на насыщенно-синее неподвижное небо, а после пошел в отель к Ингве. Он как раз обслуживал постояльцев, а я сел на диван и принялся наблюдать за братом — как тот, одетый в чуть великоватую форму, терпеливо улыбался и говорил что-то по-английски.

Попрощавшись с постояльцами, Ингве подошел ко мне:

— Ты куда подевался?

— Я ночевал у девушки, которая мороженым торгует, — ответил я и сам заслушался этой чудесной фразой.

— И как? Замутишь с ней?

— Вряд ли. Когда я проснулся, она уже ушла. Но она оставила записку и подчеркнула слово «может». «Может, еще увидимся». Как по-твоему, это что значит?

С неожиданным равнодушием он пожал плечами:

— Кстати, у меня сегодня Кристин ночует.

— А мне где спать?

— В ванной.

— Ты серьезно?

— Ну да. Осилишь?

— Ясное дело. Я о вас беспокоюсь.

— Да все в порядке. Я ее предупредил. К тому же я сегодня у нее ночевал.

Все прошло неплохо, но лежать в тесной ванной на матрасе, слушая, как Ингве с Кристин тихо болтают, хихикают и смеются, было непривычно. Когда я на следующее утро пришел в свой переулок, то горел от нетерпения. Я нарочно пришел раньше нее, мне казалось, что в этом мое преимущество. Наконец, явилась и она — улыбнулась и скрылась в киоске. Я торговал кассетами, а к ней заглянул чуть позже и попросил воды.

Воды она налила.

— Чудесный был вечер, — сказал я.

— Да, — она кивнула.

— Давай сходим куда-нибудь сегодня вечером?

Она покачала головой.

— Тогда завтра?

Она опять покачала головой.

— Ты не в моем вкусе, — она улыбнулась. — Но, может, как-нибудь еще встретимся.

— Когда?

Она пожала плечами и снова улыбнулась.

Я вернулся на свое место, и дни потекли своим чередом. Сигрид хозяйничала в киоске, я — у себя за столиком, иногда наши взгляды встречались, и тогда мы улыбались.

Но не более того.

Купив в книжном магазине тушь и картон, я смастерил плакат и повесил его на дерево возле столика. «Кассеты. Оргиналы», — было на нем написано, а ниже — некоторые из самых популярных имен. Спустя несколько минут ко мне подошел мужчина лет сорока с небольшим. Он сказал, что правильно будет не «оргиналы», а «оригиналы». Писал я правильно, гордился врожденной грамотностью, поэтому уперся: нет, вы ошибаетесь, все написано правильно. Не надо там никакой «и» после «р». Я стоял на своем, он — на своем, и в итоге он убрался, качая головой.

Деньги я греб лопатой. Народ по моим кассетам с ума сходил, покупали сразу по четыре-пять штук, поэтому вечером, когда мы с Ингве куда-нибудь шли, я не экономил. Пил я так, как никогда прежде. Если деньги заканчивались, то на следующий день мне просто надо было продать еще кассет. Запасы кассет пополнял Руне, приезжавший раз в неделю в своей красной машине. Изредка я встречал давних знакомых. Дага Лотара, например, — он совсем не изменился и летом устроился подрабатывать в банк. И Гейра Престбакму, который поступил в училище и разъезжал на новеньком мопеде. Гейр тоже не изменился. И Юна, самого модного парня в классе. Он, по его собственным словам, шлялся без дела.

Как-то мы с Ингве отправились на Трумёйе, на пляж, куда возил нас папа. Он остановил машину на стрельбище, и мы двинулись вниз, шагая сквозь густой колючий подлесок; я с наслаждением вдыхал ни с чем не сравнимый аромат вереска, сосновой хвои и морской воды, а затем увидел впереди море, его серую мощную спину, находящуюся там уже много миллионов лет. В воздухе гудели насекомые. Я старался топать погромче, потому что на песке было полно гадюк — по крайней мере, в моем детстве.

Однажды мы с папой наткнулись на гадюку всего в сотне метров от того места, где я шел сейчас. Тогда была весна, и змея, растянувшись на каменной плите, грелась на солнце. Мне было лет десять. Папа словно обезумел. Он принялся бросать в нее камни, и я видел, как змеиное тело словно продавливалось под ними, я помню, как гадюка силилась уползти, помню сыплющиеся на нее камни, пока она не замерла и над ней не образовалась кучка камней. Но когда мы собрались идти, змея снова шевельнулась. Папа подошел ближе и снова стал кидать камни, он и меня подначивал, но меня едва не стошнило. Гадюка почти не шевелилась, и папа, осмелев, подошел к ней, схватил большой камень и размозжил ей голову.

Я обернулся. Ингве шагал за мной. Мы прошли вдоль валунов и нашли укромное местечко прямо возле воды. Я спустился посмотреть на гигантскую вымоину в скалах, которая больше не казалась мне гигантской, бросился в пенящуюся воду, проплыл метров сто до вытянутого островка и обратно. После я лежал на спине и обсыхал под солнцем, грыз печенье, ел апельсины, курил и пил кофе. Ингве предложил потом съездить вместе с ним в гости к Кристин — чтобы не везти меня до города.

— А это ничего? — спросил я.

— Разумеется, они очень гостеприимные. К тому же все остальные в отпуске и разъехались, так что дома одна Кристин.

Через несколько часов он остановил машину возле ее дома. У Кристин мы смотрели видео и ели пиццу. Ингве последние полгода часто у них бывал, ему нравились ее родители, ее брат и сестра, и он им тоже нравился. Как я понял, к нему относились как к сыну.

Сестру Кристин звали Сесилия, она была на год младше меня. Я смотрел на ее фотографии и думал, что она красивая. Брат был намного моложе их обеих — он учился в начальной школе.

Я переночевал у них, спал в кровати Сесилии. Мы договорились сходить куда-нибудь вместе следующим вечером, Кристин обещала взять с собой подружек, но сперва мы поужинаем в ресторане, только мы втроем.

В ресторане я выпил две бутылки белого вина, а когда пришли на дискотеку, еще три бутылки.