Патриот - Андрей Рубанов

Чёрный лакированный «Шевроле» Жарова оказался вип-такси; тут же, в устье красной дорожки, Жаров рассчитался с водителем и отпустил его.

Несколько фотографов нацелили было свои объективы-базуки, но не опознали знаменитостей в двух раскрасневшихся от выпитого мужиках, и жерла базук развернулись в сторону других гостей.

На входе возникла заминка, охранники с лицами младенцев и телами геркулесов трижды заставили Жарова пройти через рамку детектора и дочиста опустошить карманы; в конце концов дожидавшийся рядом музыкальный критик и либеральный деятель Артемий Троицкий стал недовольно вздыхать и покашливать; Жарова пропустили.

Покосившись на Троицкого, холёного, похожего на спаниеля, Знаев сообразил, что смокинг сидит на плечах авторитетного либерала гораздо ловчее, нежели смокинг самого Знаева.

Это его смокинг, догадался Знаев, собственный, по фигуре сшитый.

Оглядевшись, он тут же легко разделил всех гостей мужского пола на тех, кто пришёл в собственных смокингах, и тех, кто пришёл в арендованных. Первые – их было больше – смотрели вокруг уверенно и хладнокровно, они все друг друга знали и благожелательно переговаривались, пересмеивались и похлопывали друг друга по плечам, тогда как вторые часто сглатывали слюну и руки держали в карманах, не зная, что это и есть главный признак неуверенности, моветон par excellence.

– Я тут никого не знаю, – пробормотал Жаров. – Ты тоже, наверно.

– А приглашение где взял?

– Долго рассказывать. Давай, говори мне что-нибудь.

– Что именно?

– Неважно. Мы должны разговаривать меж собой. Чтобы выглядеть непринуждённо.

– Хорошо, – ответил Знаев. – А почему так жарко?

– Надышали, – сказал Жаров.

В большом зале играл струнный квартет, сверкание обнажённых женских плеч было невыносимым, у столов с алкоголем и закусками возникла давка из гостей, пришедших в собственных смокингах; те, кто пришёл в арендованных смокингах, в толпу не лезли, из гордости или из скромности.

Почти все были красивы, а женщины – и вовсе великолепны.

Маленькая девушка-фотограф в чёрном брючном костюме отодвинула Знаева локтем и сделала несколько снимков Ингеборги Дапкунайте, беседующей с Ренатой Литвиновой. Знаев хотел было возмутиться, но девочка-фотограф уже исчезла, протиснувшись меж главным редактором «Русского репортёра» Виталием Лейбиным и редактором издательства «Эксмо» Юлией Качалкиной.

Расслабиться не получалось.

Запах духов и паров алкоголя становился гуще.

Гости продолжали прибывать. Спустя час после анонсированного начала церемонии их поток стал шумней и пестрей: появились суперзвёзды.

Оказалось, что те, кто пришёл в собственных смокингах, отнюдь не были доминирующей популяцией: зал стали заполнять люди вообще без смокингов, в драных джинсах, кособоких пиджаках и позолоченных майках. Особенно выделялся известный всей Москве художник Бартенев: затянутый в серебристое трико, со шляпой в виде чаши, он символизировал собой то ли бокал для мартини, то ли кружку Эсмарха.

Большой неопрятный чёрт посмотрел на Знаева из ближнего угла зала; спустя мгновение Знаев понял, что ошибся, он принял за чёрта знаменитого писателя Сергея Ширяева. Тяжеловесный и слегка испитой, он не задержал взгляда и теперь глядел в бокал своего собеседника. Ростом, комплекцией и серьёзным видом модный писатель выгодно выделялся из общей массы собравшихся, и было заметно, что писателю это нравится, он был тут свой.

Но наибольшее оживление вызывал другой писатель, всемирно известный Лимонов: поджарый, каменный, сущий дьявол без возраста, с великолепным кручёным усом а-ля Сальвадор Дали, или Мефистофель, или Vendetta. Блеск презрения исходил от бешеного Лимонова. Смокинг сидел на нём, как вторая кожа. Несколько молодых женщин, блестя глазами, отделились от своих мужчин и поспешно сфотографировались с великим безобразником; он никому не отказал и вообще вёл себя так, словно родился среди фотовспышек и шампанского перезвона.

Наконец, объявили начало. Возбуждённая толпа потекла в распахнувшиеся двери, увлекая и Знаева, и он подчинился общему порыву, изо всех сил стараясь не наступить на ногу идущему рядом Никасу Сафронову и не толкнуть в голую спину идущую впереди кинематографистку Петронию Евгенику; она двигалась слегка деревянно, неуверенно – то ли страдала от бессонницы, то ли была удолбана. Впрочем, это ей шло. Глядя на юную звезду, Знаев, наконец, ощутил душевное освобождение и пошёл искать свободное место.

Увы, все места до единого оказались заняты, пришлось встать сильно сбоку и подпереть спиной стену.

Вошедшая в числе последних Анастасия Волочкова безуспешно пыталась найти свободное кресло – никто из дам и джентльменов не пожелал уступить, пока, наконец, организаторы шоу не внесли из фойе полдюжины стульев и не усадили растерянную приму, вкупе с несколькими прочими припозднившимися мега-звёздами; усевшись, балерина застыла, обратившись в безупречную, идеальных пропорций фарфоровую статую, – а тем временем ударило бойкое музло, и действо стартовало. На сцену пружинисто выбежали Ксения Собчак на серьёзных каблуках и Иван Ургант с густой щетиной, призванной замаскировать излишне плотные щёки; на собравшихся обрушился фейерверк приветственных гэгов и благодарностей в адрес спонсоров церемонии; зал реагировал сердечно и непосредственно, как в детском саду.

Оба ведущих были в ударе, выглядели великолепно, сыто и удовлетворённо, хохмили изящно и негрубо.

«Человек года» выбирался в десяти номинациях.

Когда объявили короткий список соискателей звания «Бизнесмен года» – Знаев оглянулся на Жарова, тоже стоявшего у стены, сжатого толпой: вот оно как, оказывается?! Ты в числе претендентов?! Почему молчал, я бы поздравил?!

В ответ получил взмах рукой: отвали, не мешай.

Меж ними втиснулись юный парнишка-фрик в блестящей шляпе и темноликий тощий бес в малиновой бабочке; уловив его серный запах, Знаев поспешил отвернуться.

Между тем вечер катился вперёд. В номинации «Артист года» с большим отрывом победил отец Иоанн Охлобыстин, в текущем сезоне уже лишённый духовного сана, но заработавший вистов в качестве ведущего актёра сериала «Белые халаты», а также поэта-афориста.

– Что-нибудь! – потребовали из зала. – Отец Иоанн, что-нибудь своё!

Охлобыстин выждал паузу (зал притих), прищурился и изрёк с невероятным артистизмом:

– Свобода – не кокаин! На дорожки не делится!

Аудитория разразилась рукоплесканиями. Отец Иоанн вернулся на место и поцеловал в шею собственную супругу, мать его шестерых детей.

Вручение приза в номинации «Ресторатор года» не вызвало у публики особого интереса. Аркадий Новиков, удостоенный то ли в десятый, то ли в пятнадцатый раз, всё отлично понимал и на сцене не задержался ни единой лишней секунды. «Бессменные непобедимые лидеры никому не любопытны, – подумал Знаев. – Любопытны выскочки, ниспровергатели. А вечные чемпионы, пусть даже и рестораторы, быстро всем надоедают».