Трепетное сердце - Коллин Хичкок

Я продолжала хранить молчание.

– У вас есть просьбы?

– Да, две.

– Хорошо. Поторопитесь, все должно пройти по расписанию.

– Скажите Мари, – что она была моей ближайшей подругой и что я сожалею от всего сердца о том, что жизнь наша приняла такой печальный оборот. Скажите, что она воспарит на небо и будет находиться среди ангелов.

– Будет исполнено. Вторая просьба?

– Передайте лорду Бастону, что я люблю его и однажды мы с ним встретимся.

– Конечно. А теперь вы хотели бы произнести со мной молитву?

– Нет. Я обращусь к Богу по дороге на эшафот.

Я не собиралась молиться с этим лицемером, выдававшим себя за священника.

Он торопливо покинул камеру.

Прозвучала первая из трех труб, возвещая о том, что священник ушел от меня и что казнь близка. За порогом камеры ожидал другой человек в сутане.

– У нее были последние просьбы? – спросил он.

Я услышала голос священника:

– Нет.

Чтобы подготовить меня, были приглашены две служительницы. Меня одели в чистое платье из муслина. Одна из женщин тщательно причесала меня.

– Спасибо. Должно быть, у меня ужасный вид.

Она мягко улыбнулась, чтобы заверить меня в обратном, но мы обе знали, что я пробыла в тюрьме достаточно долго, чтобы утратить румянец. Я пропиталась зловонием стен Ньюгейтской тюрьмы, ужасом, разлитым в этом воздухе, не оставлявшими меня в покое призраками.

– У вас красивые волосы, – мягко проговорила женщина.

Мне хотелось поверить ей. Хотелось поверить, что после всего пережитого я еще сохранила красоту.

Мои лицо и руки были отмыты от грязи. На меня надели черный колпак с прорезями для глаз и носа.

Закончив, служительницы удалились, проронив обо мне слезу. Это были милые молодые создания, и хотя служили в тюрьме, их сердца были далеки от царившей там жестокости.

Прибыли охранники, чтобы проводить нас с Мари к месту казни. Трубы пропели второй раз, возвещая о начале процессии. Мари шла передо мной. На ней тоже был колпак.

Нам потребовалось минут пять, чтобы добраться до места. Место напоминало скорее сцену, чем помост, потому что происходящее казалось мне чем-то нереальным, подобным трагической пьесе. Я шла и думала.

Ощущает ли Господь мучения тех из нас, кому предназначена ужасная смерть? Ощущает ли он холод, когда река крови прекращает течение по нашим венам?

Или он плачет обо всех нас и ожидает нас с раскрытыми объятиями, поднимая наши души и помещая в раю рядом с собой?

А если так, может быть, мне просто поискать его руки, чтобы протянуть к нему свои? Где я смогу отдохнуть, где он даст мне приют? Объяснит ли он мне, почему цена любви столь высока? Почему я должна заплатить за нее жизнью?

Альфред был сзади. Многие охранники оставили свои посты, чтобы смешаться с возбужденной толпой. Представление должно было вот-вот начаться, охранники не хотели его пропустить.

Альфред молился, когда перед ним появились женщины в колпаках. Он коснулся их с любовью.

– Благослови вас Господь.

Он склонил голову.

– Я не могу присутствовать.

Женщины коснулись его щек и продолжили путь в сопровождении двух мрачных охранников. Процессия двигалась сквозь ликующую толпу, их толкали, в них бросали гнилые фрукты.

– Слушайте! Слушайте! Королевский гвардеец зачитал приговор.

Две женщины в колпаках стояли на помосте вместе с палачом и другими служащими.

– Поскольку Великобритания выяснила, что Николетта Карон признана виновной в убийстве трех человек – Оливера Дэвиса, Фредерика Бодема и Дентона Брикмана, она приговорена к обезглавливанию этим утром за совершенные преступления. Мы также считаем Мари Туччи виновной в пособничестве и сокрытии убийства Дентона Брикмана. Она будет повешена сегодня, в пятницу, 25 сентября 1891 года.

– Мари, хочешь ли ты сказать что-нибудь перед казнью? Женщина в колпаке покачала головой.

– Николетта Карон, хочешь ли ты что-нибудь сказать перед казнью?

Женщина в колпаке покачала головой.

Альфред сидел у пустой камеры Николетты, молитвенно склонив голову.

В коридоре кто-то появился.

– Сэр, поторопитесь. Ее дверь открыта.

Я не знала, что происходит вокруг. Я знала, что должна идти к гильотине, но кто-то занял мое место, а я находилась где-то в стороне. Появился какой-то мужчина. Это поразило меня до глубины души.

– Николетта, идем. Поторопитесь. Соблюдайте тишину. Приготовьтесь скакать на лошади, как никогда раньше.

– А как же Мари?

– Она здесь.

Пока мы торопливо проходились сквозь камеры тюрьмы, Бертрум выгружал остатки жареного поросенка. Мари залезла в коляску и легла за оловянными тарелками. Бертрум закрыл ее, сложил тарелки рядом с поросенком и медленно тронулся с места.

Мужчина взял меня за руку и вывел по тайному туннелю за пределы Ньюгейтской тюрьмы в мир, окутанный пеленой тумана.

– Приготовьтесь скакать так быстро, как только сможете, – сказал мужчина.

Вдруг мои ноги налились силой – они были свободны и готовы мчаться на лошади.

У выхода меня ждала лошадь. Кто-то помог мне сесть на нее. Лошадь вырвалась вперед, а мой героический спаситель устремился следом.

Двор заполнили зрители, туман был настолько плотным, что угрожал скрыть казнь от любопытных взоров. Образы терялись в густом тумане уже на расстоянии пятнадцати футов.

– Пора, – объявила королева Виктория.

Сказав это, она вдруг почувствовала, что каблук застрял между досками.

Королева с трудом наклонилась, мешал живот, но виду не подала. Глядя вниз, она не могла видеть помост, где стояли приговоренные женщины.

Палач был ростом более шести футов и весил, как двое мужчин обычного роста. Гигант подошел к первой женщине и поднял колпак, чтобы проверить состояние узницы. Толпа зашумела.

– Это не Мари Туччи, – заметил слуга.

– Это мать, которая не сделала ребенку прививку! – крикнул кто-то в толпе.

– Повесьте меня. Пожалуйста, повесьте меня. Умоляю! – крикнула Абигейл Морс.

Палач взглянул на нее, смутился, потом повернулся к другой узнице и поднял колпак.

– Это тоже не та женщина! – крикнул он. – Ваше величество, как мне быть?