Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках - Михаил Леонидович Хазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Читатель. Интересно! А за что они его так?
Теоретик. Официальную версию вы сами только что процитировали — нарушил закон. Лидеры Республиканской партии не могли допустить, чтобы их партию воспринимали как партию Никсона, и ради сохранения шансов на следующих выборах убедили его подать в отставку. Вот только похожие соображения нисколько не убедили ни демократов 1999 года, ни республиканцев 2020-го[245]. А значит, мы вправе заподозрить какие-то более глубокие и — коль скоро наша книга посвящена вопросам Власти — более реальные мотивы, заставившие республиканцев выступить единым фронтом со своими закадычными врагами-демократами.
Но что же это были за мотивы?!
Читатель. У вас в заголовке про какую-то экономическую политику написано, да только про эту политику я ничего не слышал. Будь там что-то серьезное — уж наверняка изучали бы в школах, как «Новый курс» и «Великий перелом». Значит, ерунда была какая-то, а не политика; вряд ли из-за нее американская элита так всполошилась.
Практик. Насчет школы это вы верно подметили! Ну-ка, сообразите, чем Новая экономическая политика Никсона отличается от «Нового курса» Рузвельта?
Читатель. Да я даже не знаю, какая у него была политика!
Практик. А чтобы ответить на этот вопрос, и не надо знать, какая там была политика. Достаточно знать, что Никсона отправили в отставку, а Рузвельта избирали в президенты четыре раза!
Читатель. Историю пишут про победителей, что ли?
Теоретик. Совершенно верно! Известная нам история — она ведь не про то, что происходило на самом деле, а про то, что правящей элите выгодно рассказывать будущим поколениям. Если «политической формулой» элиты является рассказ о демократах, которые заботятся о народе, и о республиканцах, которые сокращают социальные расходы в угоду крупному бизнесу, то историки будут превозносить достижения демократических президентов и разоблачать продажную сущность республиканских. Так что нет ничего удивительного в том, что «Новый курс» известен любому школьнику, а про Новую экономическую политику Никсона не помнят даже некоторые историки. А между тем экономическая политика у Никсона была, и — судя по реакции американской элиты — еще какая!
Читатель. Вы меня в очередной раз заинтриговали! Так что же Никсон сделал с экономикой?
Теоретик. Это хороший вопрос, но недостаточно хороший. Ведь, согласитесь, о том, что Никсон вообще что-то сделал с экономикой, мы узнали лишь потому, что правящая элита очень нервно отреагировала на это «что-то». Следовательно, смотреть на действия Никсона нужно не нашими с вами глазами, а глазами представителей тогдашней американской элиты. Что немедленно ставит перед нами следующий вопрос: а кто же персонально входил в американскую правящую элиту в конце 1960-х — начале 1970-х?
Читатель. Ну так понятно кто, вы это еще в главе про Рузвельта отлично расписали. Миллиардеры, все эти Морганы, Рокфеллеры, Дюпоны и лично товарищ Барух!
Теоретик. Ну, разумеется, всем нам еще со школы известно, что Америкой правят богачи. Известный публицист Ландберг так и назвал свою книгу 1968 года — «Богачи и сверхбогачи». Вот только если поискать там список самых богатых людей Америки, то можно с удивлением обнаружить, что — в книге про этих самых сверхбогачей! — такого списка нет. А есть только списки «новых богатых» (в которых присутствует Джозеф Кеннеди, но нет ни Морганов, ни Рокфеллеров, ни Дюпонов) и список «владельцев наследственных состояний», у которых в примечаниях частенько стоит «умер в 1960 году», «умер в 1963 году», а в роде занятий — «рантье». Что же случилось с акулами американского капитализма, в 1920-х менявших президентов как перчатки, а в 1930-х приведших к власти Франклина Рузвельта? Поскольку правильный ответ на этот вопрос позволяет лучше понять эволюцию всей американской элиты, уделим несколько последующих страниц историям знаменитых американских семей начала XX века.
Начнем с Бернарда Баруха, единственного из богачей, сделавших ставку на Рузвельта, который сумел сохранить с ним дружеские отношения[246]. В годы Второй мировой войны Барух (которому на тот момент исполнилось 70 лет) считался одним из самых влиятельных людей в Вашингтоне, занимая при этом должность советника в Управлении военной мобилизации[247]. В 1943 году Рузвельт предлагал Баруху должность руководителя Военно-производственной комиссии[248], однако тот отказался, сославшись на слабое здоровье. В 1945-м, после смерти Рузвельта, и особенно после окончания войны, он утратил большую часть своего влияния — его опыт военного администрирования больше не был востребован, а новый президент Трумэн предпочитал иметь дело с собственными кадрами. Последней официальной должностью Баруха стала работа в Комиссии ООН по атомной энергетике, после чего он окончательно перебрался на свои знаменитые скамейки в парках[249]. В избирательной кампании 1948 года Барух поддержал уже не демократа Трумэна, а республиканца Дьюи, что ясно свидетельствовало об утрате влияния в правящей партии. В биографии Шварцера[250] глава об этом периоде жизни Баруха называется «Государственный непрошенный советчик»; именно таким оказался статус «самого влиятельного человека в Вашингтоне» к концу жизни[251].
Не получилось у Баруха и передать свое влияние по наследству. Его сын, Бернард Барух-младший (родившийся в 1902 году) посвятил взрослую часть жизни карьере в военно-морском флоте (работая над разнообразными средствами визуальной разведки), вышел в отставку в 1962 году и дожил до 90 лет, ничем не отметившись в публичной американской жизни. К моменту, когда Барух-старший мог (но не особо хотел) пристроить сына в коридоры власти, Барух-младший был уже сформировавшимся взрослым человеком, владевшим местом на Нью-Йоркской фондовой бирже и имевшим собственные планы на будущее. Таким образом, к концу 1960-х ни сам Барух (умерший в 1965 году глубоким стариком), ни его семья уже не входили в «первую линию» американской правящей элиты. До конца жизни Барух так и остался «одиноким волком», подтвердив справедливость замечания Маяковского: «Единица — вздор, единица — ноль».
Читатель. А что же Дюпоны? Их ведь было целых три брата, не считая многочисленных родственников, к тому же производство пороха — золотое дно в годы войны! Уж они-то не упустили свой шанс, когда демократы в конце концов потеряли президентское кресло?
Теоретик. К 1952 году, когда впервые за 20 лет президентом США стал республиканский[252] кандидат Дуайт Эйзенхауэр, братья Дюпоны остались вдвоем. Бессменный секретарь Пьера