Сопротивление королевы - Ребекка Росс

Я смотрела, как Деклан снимает с пояса блестящий клинок. Я вся покрылась холодным потом, глядя на сталь, на то, как кинжал отражает свет.

Я задыхалась, страх перерастал в панику. Время. Мне нужно дать Журдену и Картье больше времени.

– Начнем с чего-нибудь очень простого, Бриенна, – сказал Деклан.

Его голос раздался в ушах эхом, словно моя душа уже покинула тело и устремилась в бездонную дыру.

Из моего горла вырвался вздох, когда он схватил меня за волосы. Он начал стричь меня, дергая волосы до боли, а я смотрела, как мои длинные локоны падают на пол. Деклан был груб и несколько раз порезал меня кинжалом. Я чувствовала, как кровь течет по шее и впитывается в грязную ночную рубашку.

Он сделал уже половину работы, когда нас прервал визг.

Этот звук пронзил меня. Поначалу мне показалось, что это я его испустила, но Деклан резко повернулся. Перед открытой дверью темницы на коленях стояла Кила и истерически рыдала.

– Нет! Папа, пожалуйста, не мучай ее! Не мучай ее!

– Кила, – прорычал Деклан, – эта женщина – наш враг.

– Нет, нет, не враг! – выла Кила. – Пожалуйста, пожалуйста, прекрати, папа! Я сделаю что угодно, если ты оставишь ее в покое!

Деклан подошел к дочери, опустился на колени рядом с ней и погладил своей огромной ручищей ее светлые волосы. Девочка попыталась увернуться, но он схватил прядь ее волос, точно так же, как это делал со мной. И мое сердце забилось бешено, отчаянно, неистово.

– Кила! – позвала я, и мой голос зазвучал как сталь на наковальне, когда металл становится крепче под ударами молота. – Кила, все будет хорошо. Твой отец просто обрезает мне волосы, чтобы не мешали. Они отрастут.

Деклан рассмеялся, и от этого звука у меня словно змеи скользнули по ногам.

– Да, Кила. Они отрастут. А теперь ступай и сиди в своей комнате как послушная дочь, или я обрежу волосы и тебе.

Все еще рыдая, Кила высвободилась из-под его руки и поднялась на ноги. Я смотрела ей вслед. Плач девочки в конце концов стих среди теней, растворился в тяжелой тишине башни.

Деклан встал и вытер мою кровь с клинка. Продолжив меня остригать, он начал рассказывать о своем детстве, о том, как рос в королевском замке, как выбрал жену, потому что она была самой красивой женщиной в Мэване. Я не слушала, стараясь сосредоточиться на новом плане побега. Потому что я не сомневалась, что Деклан Ланнон будет медленно убивать меня, посылая кусочки моего тела семье и друзьям.

– Как-то раз я заставил жену коротко подстричь волосы, – сказал он, отрезая последнюю прядь, – за то, что она перечила мне.

Деклан сделал шаг назад и, склонив набок голову, любовался делом своих рук. Он меня не обрил, но жестоко искромсал волосы. Они теперь были неровными и редкими, я изо всех сил старалась не заплакать и не смотреть на валявшиеся на полу локоны, к которым сейчас прикасалась пальцами ног.

– Знаю, что ты теперь обо мне думаешь, – проговорил он. – Наверное, то, что у меня темная душа и во мне нет ничего хорошего. Но я не всегда был таким. В моей жизни была одна женщина, которая учила меня любить других. Единственная, кого я когда-либо любил, хотя и должен держать ее в плену, как и тебя.

«Зачем ты мне это говоришь?» – гудело в голове. Я отвернулась, но принц взял мое лицо в ладони и заставил посмотреть ему в глаза.

– Ты ничем на нее не похожа, тем не менее… почему я думаю о ней, глядя на тебя? – прошептал он. – Только о ее жизни я когда-либо молил.

Он хотел, чтобы я спросила, кто эта женщина. Как будто если он произнесет ее имя, то больше не будет чувствовать вины за то, что собирается со мной сделать.

Я стиснула зубы, но он вжал пальцы в мои щеки.

– Кто? – прохрипела я.

– Тебе следовало бы знать, – ответил Деклан. – Ты любишь ее сына.

Сначала я подумала, что он имеет в виду кого-то другого, потому что мать Картье мертва.

– Лили Морган погибла во время первого восстания вместе с леди Каваной и леди Мак-Квин.

Он посмотрел мне в лицо, читая морщины на моем лбу.

– В тот день, во время первого восстания, мне было одиннадцать лет, – сказал он. – Мой отец отрубил в битве кисть руки Лили Морган и притащил леди в тронный зал, где собирался обезглавить у подножия трона. Но я не мог это вынести. Я не мог смотреть, как он ее убивает, уничтожает единственное, что было хорошего в моей жизни. Меня не волновало то, что она взбунтовалась и предала нас всех. Я упал на нее и молил отца сохранить ей жизнь.

Я дрожала. Его слова давили на меня. Мне становилось дурно…

– Зачем вы мне это рассказываете? – прошептала я.

– Затем, что мать Эодана Моргана не погибла. Она жива. Она жила все это время благодаря моей милости, моей доброте.

Он встряхнул меня, словно заставлял в это поверить.

Но я подумала… что, если он говорит правду: что Лили Морган жива и была жива все это время?

Картье. От одной только мысли об этом, о его матери, я утратила самообладание и закричала со слезами на глазах:

– Вы лжете! Вы лжете!

– Отец оттащил меня от Лили, – продолжал Деклан, не обращая внимания на мою вспышку, – и сказал, что если я хочу сохранить ей жизнь, то должен держать ее в цепях. Я должен заставить ее молчать, иначе правда распространится как пожар и Морганы опять восстанут. Он бросил ее в темницу и отрезал язык, а вместо нее обезглавил другую светловолосую женщину. Кейн Морган, старый дурак, увидел на пике светлые волосы и решил, что это Лили.

«Ты лжешь, ты лжешь, ты лжешь…»

Единственные два слова, за которые я держалась и в которые верила.

Деклан улыбнулся, и я поняла, что это еще не конец, принц к чему-то клонит.

– Ты похожа на Лили. Вы обе восстали против семьи. Обе любите Эодана. Обе так стараетесь не бояться меня.

Я всхлипнула, борясь с рыданиями.

Он подул на клинок – сталь затуманилась, и принц вытер его о кожаный жилет.

– Я не собираюсь тебя убивать, Бриенна. Потому что хочу, чтобы Эодан в конце концов обрел тебя. Но когда он посмотрит на твое лицо, он увидит в нем свою мать. Он будет знать, где искать ее.

Я закричала, когда он взял меня за подбородок, и поняла, что он собирается сделать. Его клинок вонзился в мой лоб, на линии волос над правым виском. Я чувствовала, как принц медленно ведет кинжал ниже, ниже, до челюсти, разрезая щеку. Он всего на волосок не задел глаз, но я не могла им видеть, потому что по лицу хлынула кровь, и кожу огнем охватила боль, обжигая в унисон с бешеным биением пульса. Когда же конец? Должен же быть этому конец…

– Ах, ты была такой хорошенькой, правда? Как жаль.

Я опустила голову, глядя, как кровь капает на остриженные волосы.