1794 - Никлас Натт-о-Даг

— Теперь твое дело. Ты меня слышишь? Дитя уже на пороге, но без твоей помощи… собери все силы и тужься, тужься, как можешь… все от тебя зависит. Тужься! — рявкнула она так, что Лиза вздрогнула и чуть не бросилась бежать.

Прошло не меньше получаса.

— Найди сучок, — обратилась Хедда к Лизе. — Найди сучок, пусть она зажмет его зубами. И держи руки. Пошли роды.

— Больно она сильная, я не удержу.

— Держи! — яростно прошипела Хедда.

И она появилась на свет. Девочка появилась на свет — в тот самый миг, когда роженица уже не могла отличить жизнь от смерти. Пухленькая, крупная девочка. Привычным движением пальца Хедда очистила крошечный ротик от слизи и слегка шлепнула по попке. Последовал первый судорожный вдох и робкий, неуверенный крик — скорее даже писк, а не крик. Хедда обрезала пуповину.

— Лиза! Оботри ее от слизи и заверни. И обними. Прижми к груди.

Лиза не двинулась с места — не решалась.

— Ты что, не слышала? У меня руки заняты. Там же еще один.

И в самом деле — через несколько минут на свет появился мальчик. А за ним и плацента.

Анна Стина провалилась в сон. Она даже не заметила, как повитуха обмыла ее. Промежность все-таки разорвалась, пришлось наложить пару швов. Потом Хедда подержала свокю блузу в кипятке, стряхнула горячую воду и приложила тряпку к локтю — не обжечь бы. Свернула в плотный комок и сунула родильнице между ног. Другой тряпкой туго обвязала опавший, дряблый живот. Тем временем Лиза успела набрать и согреть воды. Хедда долго и тщательно мыла руки. От непривычных и немалых усилий у нес болело все тело. И что? Ее переполняло восхитительное чувство радости и — что там скрывать — гордости. Какую работу сделала! За такую вряд ли бы взялись известные ей повитухи и даже доктора. Не говоря о том, что принимала роды на ощупь.

Но это еще не все. Конечно, у Хедды есть право крестить новорожденных, но только в тех случаях, когда ясно, что младенец долго на этом свете не задержится. Но эти-то — как орешки! С другой стороны — кто позаботится об их душах? Здесь-то, в этой глуши? У девочки наверняка были причины уйти от людей. Она с умилением прислушалась к тройному сопению.

— Лиза… можешь сходить к ручью и набрать еще воды? Поищи местечко, где вода почище. Дай-ка мне малышей, подержу, пока ты ходишь.

Лиза, не говоря ни слова, отдала ей новорожденных и ушла. А Хедда стояла с внезапно успокоившимися младенцами на руках и млела. Господи, что за тайная сила скрыта в этих крошечных созданиях! Достаточно им появиться на свет — и мир уже не кажется таким жестоким и отвратительным. Она даже зажмурилась — с закрытыми глазами чувство радости было еще сильнее: можно ненадолго забыть про свою слепоту.

Вернулась Лиза с полным котелком.

— Возьми их. Кому-то же надо… если ты мечтала когда-нибудь стать крестной матерью, поздравляю — выпал случай.

— Я ни в какого бога не верю.

— Тем более. Тогда тебе нетрудно примириться с нарушением некоторых формальностей.

Она окунула руку в котелок, набрала в горсть воды и вылила на темечко — сначала девочке, потом мальчику.

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа…

Господи, спаси и защити этих безгрешных крошек.

Анна Стина издала какой-то звук. Хедда не сразу поняла, что она бормочет. Приложила ухо к се бессильно шевелящимся губам и согласно кивнула.

— Нарекаю вас Майей и Карлом.

Пора уходить. Младенцев удалось кое-как покормить, после чего молодая мать провалилась в сон. Слава Богу, и молоко есть — после таких-то родов…

— Провожать не надо. Уже рассвело, кое-что я различаю, да и улицы все исхожены-перехожены… — Она взяла Лизу за руку и приблизила лицо. — Ты, похоже, собралась куда-то. Ее одну оставлять нельзя.

— Как долго?

— Пока не наберется хоть немного сил, чтобы позаботиться о детишках. Сама видишь… До конца лета, думаю. Обещаешь?

Лиза задумалась — видно, что сомневается и взвешивает, какой урон нанесет эта неожиданная обуза ее планам. Наконец еле слышно прошептала:

— Да.

Хедда на всякий случай сжала руку посильней и с нажимом переспросила:

— Обещаешь?

— Да!

Хедда Даль шла по знакомому пригороду. Она чувствовала себя превосходно — несмотря на досадную слепоту, несмотря на бессонную ночь. Закат ее жизни неожиданно засветился новыми, чуть ли не радужными переливами. Во всей этой истории был пока ей неведомый, но несомненный и важный смысл. Множество новорожденных поумирало и в чреве матери, и сразу после рождения — ради того, чтобы эти двое стали жить. С этим знанием многое можно понять, а раз понять — значит, примириться. Она не обращала внимания на удивленные возгласы случайных прохожих. Неудивительно — не каждый день по улице бродят старухи с голой грудью. Что делать — блуза ушла на святое дело, а запасной одежды с собой не взяла.

Наверняка решат— привиделось. Или так: совсем спятила на старости лет, с усмешкой решила Хедда и перестала об этом думать.

— Одежку твою я положила в ручей, под камень. Лебяжьего пуха нету, уж извини. Шелковых одеял тоже не припасла. Но свое дам, так и быть.

Анна Стина не знает, спала ли она. Вернее, не знает, можно ли все пережитое назвать сном, не знает, разбудили ее слова Лизы или вернули к действительности, о которой она забыла. Вернули из другого мира… а таг, другой мир, только с большой натяжкой можно назвать сном. И вот — они лежат у нес на руках, два прелестных младенца, мордашки все еще красненькие и морщинистые. Мальчик спит, а девочка старается разлепить веки — хочет, видно, посмотреть на странный мир, где она оказалась. Чмокает губами, ищет грудь — и находит, конечно. Молока еще совсем мало. Все же успокоилась. Анна Стина никак не может понять, какие они — большие, маленькие… но ощущение чуда не покидает. Поверхностное, но уверенное и ритмичное дыхание — подумать только, они же дышат впервые в жизни! Внезапная, на глазах проясняющаяся еще неразборчивая синева глаз… одно она знала твердо: теперь все по-другому. И страх за собственную жизнь даже сравнивать смешно со страхом за жизнь этих двух только начинающих жить крошек.

По другую сторону костра сидит Лиза-Отшельница и вдумчиво поворачивает над углями трех нанизанных на заостренные палочки плотвичек.

— Дня три пройдет, никак не меньше. Чтоб ты на ноги встала.

— Не знаю, как тебя благодарить.

Анна Стина удивилась собственному голосу: он стал другим. Хриплый писк. Должно быть, криком надорвала горло.

Лиза протянула ей палочку с довольно крупной, с ладонь, рыбкой.

— Меня-то? Благодарить? Из всех, кто сейчас у костра, я старалась меньше других. Вообще ничего не делала.

Лиза-Отшельница оказалась предсказательницей. Силы возвращались куда быстрее, чем можно было ожидать. Еда однообразная — рыба. Но, наверное, очень питательная. Анна Стина быстро поняла: у рыбы можно есть почти все — разобрать голову, обсосать плавники, подержать над дымом и съесть пузырь. Еще как вкусно. Даже плотва и лещ — пальчики оближешь, хотя мясо их пронизано огромным количеством тонких, как швейные иглы, костей. А поджаренная до хруста кожа! Подавали бы в «Мартышке» такую — очередь бы выстроилась. А остатки — почему бы, накопив побольше, не сварить из позвоночника, голов и хвостов отличный суп?.. По вечерам и утрам, когда все еще довольно холодно, можно вскипятить воду и настоять на трилистниках земляники… и поесть сказочно душистых крошечных ягод, которых в этом году, слава Богу, — где ни ступишь.