Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий - Питер Франкопан

Это решение, по словам одного из непосредственных участников планирования, «держалось в строжайшем секрете, общественности было объявлено, что мы отправляемся за моря»[681].

Предполагаемый поход был вызовом небес: всем, кто примет в нем участие, были обещаны духовное спасение и богатая добыча. О богатствах Египта ходили легенды. Живущие там люди были «приверженцами роскошной жизни», как писал один автор того времени, и благодаря «налогам с городов на побережье и континенте» были очень богаты. Это, со вздохом отмечал он, приносило им «огромный годовой доход»[682].

Венецианцы осознавали, что именно было поставлено на карту, так как традиционные пути на Восток, которыми они пользовались, были опасны и непостоянны. После волнений и последовавших за ними успехах Саладина, в Византии начался период нестабильности, а Венеция отчаянно искала выход на Александрию и порты в устье Нила, те места, которые традиционно оказывались неохваченными: до 1200 года на торговлю Венеции с Египтом приходилось примерно 10 %[683]. Венецию уже обошли Пиза и Генуя, они добились больших объемов торговли и выстроили лучшие торговые пути через Красное море, которые были предпочтительнее наземных путей к Константинополю и Иерусалиму[684]. Учитывая те риски, которые приняла на себя Венеция, согласившись на строительство огромного флота, вследствие которого другая работа приостанавливалась на два года, награда была невелика.

Вскоре стало ясно, что число тех, кто желал принять участие в походе, было существенно меньше предполагаемого. Это грозило Венеции незапланированными расходами. Обстоятельства оказались сильнее крестоносцев, и им пришлось импровизировать. В 1202 году флот прибыл в Зару, на побережье Далмации, город, который был причиной долговременного раздора между Венецией и Венгрией. Когда стало ясно, что атака неизбежна, растерянные жители вывесили на стены города флаги, полагая, что произошло огромное недоразумение, и не веря в то, что христианское войско может напасть на христианский город без всякой на то причины, пойдя против приказов папы Иннокентия III. Город не пощадили, а венецианцы получили с крестоносцев то, что им причиталось[685].

Пока крестоносцы решали, как оправдать свои действия, и спорили о том, что же делать дальше, отличная возможность возникла сама собой.

Один из претендентов на трон Византии предложил щедро наградить армию, если они помогут ему захватить власть в Константинополе. Войска, которые изначально плыли в Египет, считая, что отправляются в Иерусалим, оказались под стенами столицы Византии, оценивая варианты. Поскольку переговоры с фракциями внутри города затянулись, крестоносцы снова начали обсуждать, как захватить город и, прежде всего, как потом поделить его и всю остальную империю между ними[686].

Венеция уже научилась ревностно охранять свои интересы в Адриатике и Средиземноморье и укрепила свои позиции, захватив контроль над Зарой. На этот раз появился шанс получить гораздо больший кусок – контролировать доступ на Восток. В конце марта 1204 года началась осада Нового Рима. Штурм начался в середине апреля. Лестницы, тараны и катапульты, которые должны были помочь сдерживать мусульман, вместо этого использовались против самого большого христианского города в мире. Корабли, которые были спроектированы и построены, чтобы блокировать гавани Египта и Леванта, сейчас применялись, чтобы отрезать доступ к знаменитому Золотому Рогу, прямо перед собором Святой Софии. Накануне битвы епископы уверили людей с Запада, что война является «праведным делом и им непременно нужно атаковать (Византию)». Ссылаясь на споры о доктрине, которые возникали с удручающей регулярностью, когда на кону были другие, более важные вопросы для обсуждения, священнослужители заявили, что на жителей Константинополя можно напасть только за то, что они провозгласили, что «закон Рима ничего не стоит, и называли всех, кто в него верит, псами». Византийцы, по словам крестоносцев, были хуже евреев, «они – враги Господа»[687].

Когда стены города были разрушены, последовали сцены хаоса. Жители Запада грабили и разрушали город. Находясь в религиозном исступлении, взвинченные ядовитыми словами, они разграбили и осквернили городские храмы. Они штурмовали сокровищницу храма Святой Софии, разворовали драгоценные сосуды с мощами святых и надругались над копьем, пронзившим Иисуса на кресте. Серебряные предметы и предметы из других благородных металлов, которые использовали для обряда евхаристии, были украдены. Лошадей и ослов завели в церковь, чтобы навьючить их награбленным добром. Некоторые из них поскальзывались на полированном мраморном полу, который был весь в «крови и грязи». Чтобы усугубить оскорбление, в кресло патриарха усадили проститутку, которая распевала непристойные песни.

По свидетельству одного из жителей Византии, крестоносцы были не кем иным, как предшественниками Антихриста[688].

Сохранилось достаточно источников, которые говорят, что все это не преувеличение. Один из западных игуменов пошел к церкви Пантократора (Спаса Вседержителя), основанной в XII веке королевской семьей. «Покажите мне ваши самые могущественные реликвии, – приказал он, – или незамедлительно умрете». Он нашел сундук, полный церковных сокровищ, и «с готовностью запустил в него обе руки». Когда остальные спросили его, где он был и удалось ли ему что-либо украсть, он всего лишь улыбнулся, кивнул и сказал: «Мы хорошо поработали»[689].

Неудивительно, что, когда один из горожан убежал из города, он бросился на землю, зарыдал и принялся упрекать стены в том, что «только они остались недвижимы, они не проливали слез, они не были повержены на землю, они оставались стоять прямо». Они словно издевались над ним – как же не смогли они защитить город? Сама душа города была зверски убита яростными войсками в 1204 году[690].