Когда отцветают розы - Барбара Майклс

О, роза, ты — несовпадение желаний

Бессонница смежающего веки.

Рильке

Перед разговором с Мэри-Джо Диане пришлось хорошенько внутренне собраться. Обычно она терпела поражения в их спорах и потому с облегчением узнала, что Мэри-Джо не собиралась работать на следующий день. Во второй половине дня ей предстоял экзамен, уже к семи утра она была готова отправиться в библиотеку, чтобы быть там к открытию. Уолт успел к тому времени позавтракать и дожидался снаружи приезда своих парней. Энди воспользовался минутой, которая понадобилась Мэри-Джо, чтобы собрать свои книги и записи, и отвел Диану в сторону для короткого разговора.

— Ночью не было никаких происшествий? — спросил он, и Диане сразу не понравилась его слегка возбужденная интонация. Она даже не посмотрела на него, сделав вид, что ищет в сумочке ключи от машины.

— Мне кажется, я знаю почему, — ответил Энди сам себе.

— Послушай, у меня нет времени, чтобы…

— Это из-за Уолта. Он спал в библиотеке.

— Да перестань! Он остался там, потому что окна в библиотеке — это самое уязвимое место во всем доме.

— Наверняка именно его присутствие заставило молчать нашего таинственного музыканта.

— И меня это вполне устраивает. Ради всего святого, Энди, сосредоточься на реальных проблемах. И если сможешь, попробуй отговорить Уолта от этого рискованного предприятия. — Она замолчала, услышав, как каблуки Мэри-Джо застучали по ступенькам лестницы.

— Да, конечно, — сказал Энди, но в голосе его не было ни малейшего намека на уверенность. — Ни пуха, Мэри-Джо. Надеюсь, день окажется удачным для всех нас.

Не успев пристегнуть ремень, Мэри-Джо раскрыла учебник.

— Ты ведь не возражаешь? — спросила она формальности ради.

Диана как раз возражала. Ей хотелось поговорить с ней наедине без аккомпанемента болтовни Энди и сковывающего присутствия Уолта, но девушка сразу же настолько глубоко погрузилась в чтение, что Диана отказалась от намерения втянуть ее в откровенную беседу.

Высадив Мэри-Джо у колледжа, Диана нашла газетный киоск, а потом направилась в ближайшее кафе. Ей предстояло убить четыре часа до назначенной встречи и два до того, как получит подтверждение, что она вообще состоится. Луис долго заикался, прежде чем донес до нее свою мысль: ей не обязательно давать согласие на обед с ним сразу, он будет на работе после десяти, она может позвонить, если захочет с ним пообедать, или, если она будет занята, то… а, впрочем, он не решается навязывать ей свое общество, так что, быть может, она… и так далее до бесконечности. Диане стало его жалко, и почти в той же степени она жалела и себя. Она была совершенно не настроена на застольные беседы и не верила, что Луису в самом деле удалось раскопать в библиотечной пыли что-то интересное. Он даже не знает, что она ищет. Да и знала ли она сама? Если обед с ней послужит ему достаточным вознаграждением за бесплодные труды, что ж, грех отказывать ему в таком пустяке.

Около часа она провела за чтением газет: местных и «Вашингтон пост». Она настолько оторвалась от «реального мира», что чувствовала себя ссыльным, вернувшимся домой. Но по мере того, как она изучала заметки и репортажи о преступности в больших городах, избирательной кампании, вздорных препирательствах политиков о бюджетных ассигнованиях, в ней нарастало раздражение. И это называется «реальной жизнью»? Нет. Настоящая жизнь — это повседневная борьба за существование обыкновенных людей. Свое личное горе она, конечно, принимала ближе всего к сердцу, но уже успела понять, что боль есть нечто, не поддающееся измерению. Разве могла она считать себя более несчастной, чем Мэри-Джо, на глазах которой ее любимый превратился в монстра, готового ее уничтожить? А до этого он годами пытался убить в ней душу и человеческое достоинство. Это не было прямое физическое воздействие, но разве это менее больно? И Мэри-Джо не исключение. Таких, как она, тысячи, может быть — миллионы.

Диана заставила себя сосредоточить внимание на местных новостях. Из того, что могло касаться непосредственно ее, она обнаружила только маленькую заметку на последней полосе: «Поиски вооруженного беглеца продолжаются». В ней не содержалось ничего, что не было бы Диане известно. Газеты из Вашингтона, Ричмонда и Шарлоттсвилля не опубликовали по этому поводу вообще ничего. В данном случае поговорка «хорошие новости — это отсутствие новостей» полностью себя оправдывала. Едва ли Эмили и Чарли смогут купить в Северной Каролине газету из родного округа. Сведения о сенсационной находке скелета не могли еще проникнуть в прессу. Оставалось надеяться, что Уолт окажется не прав, и эту историю не разнесут по всей стране.

Выпив две чашки кофе, она вышла на воздух и еще с час гуляла по главной улице, рассматривая старые, но ухоженные дома с аккуратными палисадниками и постриженными лужайками. Весеннее цветение легко рассеивало мрачные мысли. Захочет ли Эмили посадить магнолию? Немного зная ее, нетрудно было ответить на этот вопрос утвердительно. Причем магнолию сразу метров восьми до макушки. Такие деревья гордо возвышались почти в каждом дворе, но это была не классическая южная магнолия с белыми восковыми цветами. Это была… Боже, как она называется? Не вспомнив, Диана снова помрачнела. Ко всем прочим проблемам ей предвиделась неприятная сцена признания и, возможно, изгнания с позором.

Быть может, уже открылись магазины? Считается, что ни одно другое занятие не отвлекает слабый пол сильнее, чем прогулки по магазинам. Неожиданно она обратила внимание на великолепный старинный особняк с белыми колоннами и широкой лестницей, обрамленной коваными перилами. Она остановилась и прочитала вывеску. Именно здесь побывал Энди накануне. Историческое общество работало с десяти до четырех; и она вошла.

Предварительно позвонив из автомата на углу Луису, она договорилась встретиться с ним в его библиотеке, а потом осмотрела выставку на первом этаже. На стеллажах и полках красовались для обзора наконечники стрел и каменные орудия труда, обломки глиняной посуды и куски дерева. По стенам были вывешены пространные выписки из трудов местных краеведов. Вывод напрашивался простой: у здешних мест не было никакой истории до прибытия первых европейских переселенцев.

Специалисту все это могло показаться весьма любопытным, но она специалистом не была. Ее привлекло движение в соседнем зале. Вход в него оказался перетянут веревкой, но это не могло помешать Диане встать в дверях и смотреть.

Помещение было обставлено мебелью второй половины восемнадцатого века, к которому, кстати, относился и сам дом. В интерьере красовались манекены, одетые по моде эпохи. Комната представляла собой гостиную, убранную к вечернему чаю. Одна из фигур, сидящая на изящной чиппендельской