Грех во спасение - Ирина Мельникова

Маша поежилась от страха, представив эти забавы, которых ей лишь по счастливой случайности удалось избежать.

А старик продолжал, словно не заметив ее испуга:

— Мы Дмитрия Владимировича очень даже уважаем. Завсегда куском хлеба поделится, последнюю рубаху с себя снимет, даром что князь. Мы уже слышали, что к нему невеста приехала. Поздравляем вас и счастья желаем. Только, ради бога, больше не ходите сюда. Барышням здесь делать нечего!

— Спасибо, — прошептала Маша еще раз и поспешно, оступаясь и чуть не падая с лестницы, спустилась вниз.

Она не помнила, как вслед за Антоном выбралась наружу.

И только когда впереди показался дневной свет. Маша, кажется, в первый раз после того, как вступила на лестничную перекладину, облегченно вздохнула. Вскарабкавшись по крутому откосу, они вышли наружу, и девушка обессиленно опустилась на большой камень рядом с входом в штольню. Зажмурившись от яркого света, она подставила лицо солнечным лучам, не обращая внимания на недовольно бубнившего рядом сторожа. И, только вдохнув несколько раз свежего, бодрящего воздуха, она открыла глаза. Антон сидел по другую сторону от входа, высоко закинув голову, а солдат, забросив винтовку за сипну, прикладывал к носу лакея снег, мгновенно розовевший.

Заметив взгляд Маши, солдат с досадой проворчал:

— Говорил же я вам, барышня, чтобы не задерживались.

Так вы, мало того что чуть на плац-майора не напоролись, еще и потасовку затеяли! Беда с вами, да и только! — Он удрученно шмыгнул носом, вновь набрал полную пригоршню снега и приложил к Антоновой переносице. — Смотрите, как вашего пария эти душегубы суродовали!

Маша подошла к Антону. Глаз лакея украшал приличный синяк, а нос основательно распух. Пришлось доставать еще одну ассигнацию, после чего солдат клятвенно пообещал, что не скажет об их спуске в рудник даже на дыбе.

— Что же ты, голубчик, не предупредил нас, что Дмитрий Гагариной в другом месте сегодня работает? Отправил нас прямо в лапы уголовников, а потом еще сокрушаешься, — в свою очередь укорила его Маша.

Солдат смущенно развел руками:

— Бес попутал, барышня! Запамятовал я, клянусь всеми святыми, что князь сегодня в другой штольне работает. Их ведь каждый день с уголовными меняют. Совсем из головы вылетело, когда вас здесь увидел. Простите, не со зла это! — Он испуганно оглянулся по сторонам и неожиданно попросил:

— Только жениху своему, Дмитрию Владимировичу, не говорите, ради бога! — Достал из-за пазухи обе ассигнации и подал их Маше. — Возьмите деньги, раз уж под неприятности вас подвел…

— Пет уж, теперь они твои! — Маша отвела протянутую руку. — Ты рисковал, когда позволил нам спуститься в рудник, а что смены перепутал, так это с каждым может случиться.

Солдат поспешно спрятал деньги под рубаху, и только позже Маша поняла его торопливость: за те десять рублей, что она заплатила ему за услугу, в Терзе можно было купить приличный дом…

Прасковья Тихоновна встретила их за воротами, смерила взглядом, осуждающе покачала головой и первой прошла в избу.

Маша и Антон виновато переглянулись и последовали за ней.

Их валенки после первой же прогулки по поселку пришли в полную негодность. И Прасковья Тихоновна безжалостно затолкала их в печь. Сразу же завоняло паленой шерстью, а хозяйка усмехнулась:

— Сейчас Мордвинов на запах прибежит, непременно проверит, не вы ли сегодня в рудник спускались?

— Откуда вы знаете? — Маша смотрела потрясение. — Когда вы успели?

— Так после вашего ухода ко мне сам плац-майор заглядывал, потом его помощник. Интересовались, в какую сторону вы пошли. Так что Мордвинов непременно заявится.

Но на этот раз каким-то чудом все обошлось. Комендант так и не появился, а начальник тюрьмы пришел на следующий день знакомиться, по за весь вечер и словом не обмолвился о своих подозрениях. Несмотря на пост, с аппетитом откушал пельменей, выпил две стопки китайской водки, хотя и сморщился при этом, обозвав заграничное изделие форменным безобразием. Потом передал Маше разрешение коменданта видеться с женихом до свадьбы еженедельно в течение часа, но только в одной из комнат острога. Маша постаралась скрыть свое разочарование. Но не в ее силах было заставить Мордвинова изменить свой приказ. Старик действовал по инструкции, а переступить ее для него было равнозначно самоубийству.

Свадьбу назначили по окончании поста, на двадцатое апреля. Сам комендант вызвался быть посаженым отцом, а в посаженые матери Маша выбрала Прасковью Тихоновну, чему та была несказанно рада и тут же затеяла шить обновы к свадебному торжеству.

За три недели пребывания в Терзе Маша успела обзавестись своим кругом знакомых. Подружилась с соседками Прасковьи Тихоновны, такими же бойкими и разбитными казачками, говорливыми и порой не в меру острыми на язык. Познакомилась она и с женой начальника завода Натальей Федоровной Арсентьевой, полной сорокалетней женщиной, и со второй представительницей светского общества Терзинского Завода — женой плац-майора Лавренева Клавдией Петровной. Обе дамы были обременены детьми, семейными заботами, но, несмотря на солидную разницу в возрасте и официальное положение своих мужей, отнеслись к Маше с неподдельным участием и всячески помогали ей приспособиться к повой нелегкой жизни.

Позже Митя рассказал ей, что задолго до ее приезда в Терзю обе эти женщины, прознан, что и острог доставили из Читы четверых молодых дворян, осужденных на каторжные работы, прислали заключенным тюфяки и подушки, передали им самое необходимое из белья. Иначе Мите и его друзьям пришлось бы спать прямо на голых нарах, так как у них не было собственных постелей. А потом та и другая дама стали их подкармливать, посылая то молока, то пирогов, которые в любой семье поселка пекли с величайшим мастерством и выдумкой. Как-то Клавдия Петровна попробовала перечислить Маше все виды начинок, какие она использовала в своих пирогах и кулебяках, назвала их не менее полусотни и махнула рукой: слишком много, все называть — времени не хватит.

Она же рассказала Маше историю про образок, который Митя носил у себя на груди, тот самый, подаренный ею в Петропавловской крепости. Ее муж в присутствии тюремного лекаря, тоже из бывших каторжан, как начальник тюрьмы должен был лично осмотреть каждого вновь поступившего осужденного. Женатым каторжникам он разрешил оставить кольца и нательные кресты, но на шее Дмитрия Владимировича вместе с крестом висел образок Пресвятой Богородицы, и плац-майор потребовал его снять, посчитав, что достаточно и одного креста. Но бывший князь Гагаринов наотрез отказался сделать это, заявив Лавреневу, что позволит сиять его только вместе со своей головой, и тот, подумав, образок ему оставил…

Самым деятельным образом новые приятельницы Маши принялись помогать ей в подготовке к венчанию. Клавдия Петровна вызвалась сшить ей шифоновое подвенечное платье но фасону, предложенному французским журналом, а Наталья Федоровна из больших батистовых платков смастерила для шаферов белые галстуки, накрахмалила воротнички рубашек и пожертвовала два десятка свечей для того, чтобы хорошо осветить церковь но время церемонии бракосочетания.